прикрепились. Маш, у нас с тобой все будет впервые: у тебя — беременность, а у меня — многоплодная…
Костя проводил нас до выхода.
По дороге домой Артур был очень серьезен и сосредоточен. А я? А я была счастлива. Я была уверена, что все будет хорошо.
Четыре месяца пролетели незаметно, хотя и не безоблачно.
В институте все было прекрасно. Группа подобралась великолепная, все толковые, ответственные, знающие зачем здесь собрались.
Поскольку все быстро узнали, что я жду пополнение, да еще какое, меня оберегали все мальчишки-одногруппники. То домой отвезут, то с занятий отпустят, то дадут возможность поспать на паре.
Дома Шуша с Ваграмом Ашотовичем пылинки сдували. Первенец, да еще не один. На УЗИ подтвердилась двойня, вероятнее всего разнополые.
Чувствовала я себя неплохо для молодой мамаши, токсикоз был, но прошел через месяц, и не очень сильный. Один «минус» — я постоянно хотела есть и спать, что мне и позволяли делать. Костик ничего плохого в этом не видел. Было решено, что доходить я должна до тридцати восьми недель, а дальше по показаниям.
Все было хорошо, кроме…
С Артуром все было как нельзя хуже. Нет, мы не ссорились. После примирения вроде все наладилось, но ненадолго… Муж, конечное, был внимателен ко мне, нацеловывал милые пяточки, то здесь, то там проступающие у меня на животе, разговаривал с малышами, пел им колыбельные, говорил, что у него самая лучшая, самая нежная и самая любимая жена. Но только говорил… Мне хотелось внимания, мужского внимания, а я его не получала… До меня он пальцем даже не дотрагивался. Ни тебе ласк, ни страстных поцелуев… А я даже не могла ни с кем поговорить: с Шушей — он ее любимый племянник, с отцом — стыдно как-то, с мамой — «я же тебя предупреждала» и ведь предупреждала… А с подружками — зачем? Только лишние пересуды да сплетни.
Как были правы подружки. Как пророчески звучали теперь их слова: «Смотри, Машка… любвеобильный… ловелас… хлебнешь по полной…».
Мне не хватает твоих глаз
Таких глубоких, чистых, ясных,
Твоих манящих, сладких губ,
Таких горячих и прекрасных.
Мне не хватает твоих рук,
Которые ласкают тело,
Как будто солнце по утру
Блуждает лучиком несмело.
Мое маленькое Я пыталось меня успокоить: "Он любит тебя. Он заботится о тебе, как о хрустальной вазе. Ты мама его детей. Он боится до тебя дотронуться". Только мое сердце, мое израненное сердечко знало, как мне больно от этого "боится дотронуться". Я не умела жить без Артура. Без него мне нечем было дышать… Без омута его черных глаз, все чаще всплывал на поверхность мой Разум и злорадствовал: "Что? Тебе говорили, не прислушалась… Теперь мучайся!.. Ты будешь сидеть с детьми, а он развлекаться… Ты же этого мужчину хотела! Получила… Нравится перспектива?"
На ноябрьские приезжала мамуля. Но она в Артуре видела только хорошее, восхищалась его заботой и вниманием, меня называла капризной девчонкой. Я не смогла ей все рассказать, да и рассказывать особо было нечего… Это моя боль и мой крест.
Все чаще я сидела одна в обнимки с книжкой и ревела. А любимого не было рядом… Я ревела…
Однажды выходя из Куйбышевки домой одна, Артур остался на очередное ночное дежурство, я встретила Билала. Он тоже направлялся домой и предложил подвезти, я не отказалась.
Он уже больше года, как переехал в Питер и работал в нашем отделении. Они с Артуром как-то быстро сдружились с первой встречи, оба любили хирургию, жили работой. В один из наших приездов к моим родителям Артур предложил Билалу переехать в Питер, в отделении как раз освободилось место хирурга. Билал с легкостью согласился, сказав, что сам уже подыскивал себе место в северной столице.
Билал снимал квартиру недалеко от нас, часто приходил в гости. Это был мой самый лучший друг. С ним я могла посекретничать о многом. Но последние месяца два мы виделись только в Куйбышевке, там не до секретных разговоров.
— Марусь, а у вас с Артуром все в порядке? Это, конечное, сестренка не мое дело, но все же?
Я ничего не могла сказать, я просто разревелась. Он, включив поворотник, остановил машину у тротуара, и я ему все рассказала, вылила на друга ведро накопившихся помоев, рассказала все как есть, без прикрас и без утайки.
— Сестренка, а почему ты молчала? Мне почему ничего не сказала сразу?
— Магомедович, а зачем? У меня сейчас самая важная задача — родить здоровых малышей. Что дальше — решу потом. Одна, или вместе с Артуром, но выращу этих малышей, — сказала я, немного успокоившись.
— Нет, Маша, ты не права. Родить здоровых малышей — это важная задача. А вот отдаление с мужем — это проблема. Нельзя эту проблему оставлять на потом. Помни одно — чтобы не случилось, я твой друг. Звони в любое время суток, по любому поводу. Притом, живу я рядом.
Он смотрел на меня внимательно. Я была благодарна Билалу за заботу, но очень боялась, что Артур будет ревновать. Проблем и без ревности хватало. После этого разговора Билал стал у нас бывать чаще, да и провожал меня до дома теперь чаще он, чем кто-либо другой. Он как будто не мог доверить меня никому…
Наступил новый год. В новогоднюю ночь Артур дежурил. Он последнее время часто брал ночные дежурства, говоря, что деньги дома лишними не будут, хотя я в это не особо верила. В средствах мы стеснены не были. Но выяснять не хотелось. Билал уехал к своим в Дагестан. Шуша ушла в этот вечер к знакомым. Ваграм Ашотович был на работе, он не мог в такой день поручить управление рестораном никому. Я была одна… Да и праздновать ничего не хотелось.
Я устала от беременности, от постоянно разваливающейся спины, от своего отражения в зеркале. Беременность красила не всех, меня она точно не красила. Живот был неимоверных размеров… Обуться сама не могла, одеваться тоже было сложно. Чтобы выйти на улицу постоянно приходилось дергать Артура, но он редко бывал дома.
В январе я перестала ходить на занятия. Было очень тяжело сидеть, сильно отекали ноги. Малыши явно готовились к появлению на свет раньше срока.
Плохое предчувствие
Было уже тридцать шесть недель. Костик настаивал на госпитализации и стимуляции родов, я боялась, Артур выторговал еще неделю, пообещав не отходить от меня ни на шаг. В понедельник я должна буду лечь в больницу к Костику. Сегодня среда. Есть еще время.
Я
