Вероника допила вино, оставила на столе деньги, и они ушли. В машине она была молчалива. Прощаясь с Кристофером, сказала:
— Передайте своему ресторатору: если в следующий раз он посадит меня не на подиуме для всеобщего обозрения, я еще заеду… Кстати, что я ела? Сороконожек?..
Кристофер обогнул дом: в окнах было темно. Здесь рано ложились спать. Ему не хотелось подниматься к себе. Он прошел в сад. Воздух с океана доносил влажную прохладу. Пахло сырой землей, ночными цветами. В центре сада возвышалась ажурная крыша беседки. Ее стекла мерцали — может быть, от звезд, усеявших небо.
Он вошел в беседку. В углу на скамье застыла женская фигура.
— Лиз?.. — позвал Кристофер.
Она вскочила.
— Не уходи, — попросил он.
Он взял ее руки в свои. Руки были холодными.
— Мистер Кристофер… — прошептала Лиз. — Не надо…
Она дрожала, и ее дрожь передалась ему. Кристофер нашел ее губы…
После Коры у него были женщины — но ничего серьезного, так, что называется «случайные связи». Женщины приходили и уходили, навсегда исчезая из его памяти и жизни.
— Пойдем… — сказал он. Ему хотелось увести ее к себе.
— Я не могу потерять эту работу, — неожиданно твердо воспротивилась Лиз. — С детьми нанимают неохотно. А жить нам негде…
— Но почему ты должна потерять?..
— Вы сами не захотите видеть меня здесь. А когда узнает миссис Холден…
— Почему я не захочу видеть тебя?
— У вас появится другая женщина, вы женитесь… Я сама не останусь здесь…
— Ты всегда так далеко загадываешь? Я женюсь, ты потеряешь работу?..
— Мои загадывания спят наверху.
Он пытался разглядеть ее лицо.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать девять.
Она выглядела моложе.
— Я неприятен тебе?
— Нет, что вы…
Лиз произнесла это быстро, горячо. Кристофер улыбнулся.
— Пойдем…
Почувствовал, как она напряглась, готовая отпрянуть. Тогда он рассказал ей, что когда-то был уверен, что загадал на много лет вперед, а в результате потерял четверть своей жизни… Лиз уже знала от Мэри историю несчастливой любви Кристофера, но хотела услышать ее от него самого. Она не отдавала себе отчета, была это жалость или женское любопытство, и так же безотчетно вдруг прижалась к нему.
Оба молча вышли из беседки, прошли через сад, поднялись на второй этаж в его комнату. Лиз остановилась у окна.
— Не надо! — попросила она, увидев, что Кристофер потянулся к лампе.
— Иди ко мне, — позвал он.
У нее давно не было мужчины. Так давно, что теперь, почти как девочка, с испугом, опасаясь разочарования, Лиз стояла и, словно обреченная, следила за его руками, нетерпеливо расстегивающими на ней блузку…
Они рассказывали друг другу о своей жизни.
Ее парень был влюбленным, заботливым. Они поженились. Лиз родила Рика, потом Нэнси. Когда Нэнси исполнился год, она осталась одна. Об этом времени Лиз не хотелось говорить. Кристофер это почувствовал и не стал расспрашивать. Его история была в общем-то похожей: влюбленность, любовь… Потом его женщина сбежала с его другом…
Прошлое они вспоминали почти легко, как что-то примерещившееся или давно прошедшее и потому не больное и не страшное…
И снова занимались любовью.
Едва небо стало светлеть, Лиз вскочила: Нэнси могла проснуться и отправиться на ее поиски… Кристофер понимал, что не должен задерживать Лиз. Она ушла, а он тотчас провалился в сон. Проснулся он от тихого стука. На часах полдень. За дверью послышался голосок Нэнси:
— Мистер Холден, миссис Холден беспокоится, почему вы так долго спите. Вы живой?
— Живой! — весело откликнулся Кристофер.
Он оделся и сбежал вниз. Ему хотелось видеть Лиз. Она была в кухне. Рядом с ней стояла его мать. Увидев сына, Мэри развела руками:
— Кристи! Столько спать!..
Кристофер засмеялся. Сказал, что хочет есть. Мэри распорядилась подать завтрак. Кристофер подтвердил:
— Да, да! Я голоден! Очень! — И посмотрел на Лиз.
Он хотел встретить ее взгляд, но она отвернулась. Мать сказала ему:
— Иди, не мешай.
Лиз подала завтрак.
— Придешь сегодня? — шепнул Кристофер.
— Ты ненормальный, — прошипела она. — По тебе все видно.
— Придешь?
— Приду. — Она улыбнулась. И уже серьезно добавила: — Прошу тебя, будь осторожен. Я не хочу, чтобы догадались дети и миссис Холден.
Она была права. Он думал только о себе. Ему хотелось, чтобы Лиз завтракала с ним. Сидела же она за столом вместе с его матерью!..
До ночи было далеко. Кристофер искал предлог увидеть Лиз. Но мать, как нарочно, — так ему казалось, — не вылезала из кухни: учила Лиз печь пирог.
В конце концов он ушел на пляж. Длинноногие красотки с силиконовыми прелестями, едва не выпадающими из миниатюрных лифчиков, прохаживались взад-вперед, откровенно демонстрируя себя. Кристофер смотрел на их загорелые тела и думал о Лиз. Ей всего двадцать девять! Ходит она на пляж? На дискотеку? В ресторан? Или ей не с кем? Теперь она будет с ним!.. Он не желал смиряться с тем, что они с Лиз должны прятаться, скрывать свои отношения — они оба свободны!..
Он плавал, выходил на берег, снова плавал… Время не двигалось. Его окликнули:
— Кристи!
Это была Хилари, подруга Коры. Она ничуть не изменилась. Десять лет обошли ее стороной: такая же яркая, вульгарная. Кристофер никогда не понимал, почему Кора дружит с ней…
Хилари только что пришла и не успела снять платье; впрочем, на него вряд ли было потрачено больше материи, чем на купальник. Хилари затараторила в своей обычной манере:
— Я была у Коры… Вы помирились?.. Ты уже уходишь?.. Отец ее совсем плох… Стив говорил, что ты разъезжаешь с миллионершей Смит… — Хилари всегда знала все обо всем и обо всех. Редко кому удавалось перебить ее, пока она сама не замолчит. — Ты торопишься?.. Как вода?.. Пойдем поплаваем… Я скажу Коре, что видела тебя. Она очень несчастна… А ты женился?..
— А ты? — Кристоферу удалось наконец протиснуться сквозь поток слов.
— Я?! Разведена… Но жизнь продолжается… Ты бы заглянул ко мне…
Он слушал и одевался. Уже вдогонку Хилари крикнула:
— Мы к тебе нагрянем!
Она сказала «мы» — кого она имела в виду?..
К обеду Кристофер опоздал, как утром опоздал к завтраку. В центре стола красовался шоколадный торт. Мать домучила-таки Лиз. Миссис Холден появилась в шелковом платье, причесанная по моде своей молодости.
— Мы кого-нибудь ждем? — удивился Кристофер.
— Кого-нибудь?!
На мгновение он замер: ну и болван! Сегодня же его день рождения!
