Однако я не собиралась устраивать истерику из-за того, что все вокруг, и даже мой друг Терджан, оценивают меня в денежном эквиваленте:
— Откуда ты знаешь? Наводил справки обо мне?
— Я доверенное лицо и имею право затребовать разнообразную информацию. Дальхот приобрел тебя по цене наложницы, зная, что в этом качестве ты быть не сможешь.
— Почему же он купил?
— Потому что ты красивая. Очень. В твоем лице и глазах есть что-то особенное. — Он принялся сосредоточенно рассматривать меня.
Я отвела взгляд:
— Это Дальхот тебе так сказал?
— Нет. Я сам вижу.
В такие моменты мне всегда хотелось встать и убежать, но я держалась, уверяя себя, что терпеть осталось совсем недолго. Я боялась его гнева. Этот мужчина не вызывал во мне симпатию, несмотря на то, что был любезен и давал мне много общения, которого так не хватало в моем замкнутом невольничьем мире. Кто-то, возможно, счел бы Терджана привлекательным внешне: крепкая фигура, волевое лицо, умный взгляд — но мне он казался слишком старым и слишком чужим (в смысле национальности и культуры), чтобы между нами могла возникнуть душевная близость.
Однако на следующий день он очень сильно меня удивил: поймал в коридоре после обеда, накинул на меня серый шелковый плащ, схватил за руку и повлек к выходу.
— Куда мы? — взволнованным шепотом спросила я, непроизвольно упираясь ногами в пол и пытаясь высвободить руку, но Терджан в ответ только приложил палец к губам и сказал:
— Тссс!
Мы вышли во двор, миновали его, приблизились к калитке. Там мой обезумевший проводник что-то набрал на кодовом замке, а потом приложил к сканеру большой палец — и дверца отъехала в сторону. Я с изумлением увидела перед собой подъездную дорогу, обрыв и сверкающее за ним изумрудно-лазурное море. Сердце мое бешено колотилось в груди, дыхание сбивалось, ноги подкашивались.
— Терджан, ты что..? — невольно сбилась я на свой родной язык.
— Пошли, — ответил он мне тоже по-русски и потянул за руку.
— Но как же… А вдруг..!
Он покачал головой и потащил сильнее. Подойдя к краю, я заметила тропинку, круто сбегавшую по склону, оказавшемуся не совсем обрывом. Терджан вел меня вниз, крепко держа за руку, помогая ловить равновесие, иногда придерживая за талию большими сильными руками. Наконец мы достигли узкого галечного пляжа шириной не больше пары метров. Я долго завороженно следила за тем, как море мягкими широкими движениями облизывает мокрые камни. Потом оглянулась, осмотрела каменный склон, поросший мелким кустарником и сухой травой. Полной грудью вдохнула сладко-соленый воздух свободы. Сердце мое уже успокоилось, но я по-прежнему была взволнована. Подошла к своему отчаянному другу, который все это время следил за мной, не отрываясь, взяла его за руки, вопросительно заглянула в суровое лицо.
— Я все устроил, — тихо сказал он. — Никто не узнает. У нас есть примерно полчаса. Хочешь искупаться? — он кивнул головой в сторону искрящейся на солнце, прозрачной, манящей воды.
— Искупаться?! — изумилась я. — В чем?
Мужчина пожал плечами:
— Прямо так, только плащ сними.
Я оглянулась на море, словно хотела увидеть в нем ответ на мой невысказанный вопрос, потом повернулась обратно к спутнику. Все это время наши руки оставались сомкнутыми, и я даже не знаю, кто кого крепче держал. Не дождавшись от меня ответа, Терджан сам расстегнул на мне плащ, бросил его на камни и повел меня к воде.
— Подожди… — попросила я. Освободила руку, скинула туфли, слегка приподняла юбку и шагнула на мокрые камни.
Мягкая прохладная вода мгновенно затопила мои обнаженные ступни, добравшись сразу до щиколоток. Посмотрев на меня, Терджан тоже снял ботинки и носки, слегка закатал брюки. Его босые конечности нароминали ножки хоббита — почти такие же мохнатые — и я невольно улыбнулась.
— Почему ты смеешься? — спросил мужчина, однако, без малейшего напряжения.
— Так, вспомнила одну сказку…
— Расскажи!
— Может быть, ты сам читал… "Властелина колец" Толкиена?
— Возможно. Но уже не помню. Она смешная?
— Немного, — чтобы спрятать свое замешательство, я приподняла юбку еще повыше — почти до колен — и шагнула дальше в море. Вода слегка обожгла прохладой икры, но очень скоро кожа привыкла, и я с удовольствием принялась бродить туда сюда, чувствуя, как вода перекатывается между моих ног. Наконец я заметила, что мой спутник стоит неподвижно и очень внимательно, молча следит за моими передвижениями. Его взгляд был направлен на мои обнаженные голени, а руки сжаты в кулаки.
— Что такое? — спросила я его.
Он словно очнулся, бодро поинтересовался:
— Ну что, ты готова зайти поглубже?
Я поежилась. Мне не очень хотелось возвращаться домой в мокром платье — а что, если мы кого-то встретим? Я поделилась этим опасением с Терджаном, но он, как всегда, только посмеялся над моим беспокойством. Поймал мою руку и повел на глубину, не обращая внимания на сопротивление. Его черный костюм мгновенно намок, как и мое серое платье. Мы погрузились в воду примерно по грудь, а потом мужчина отпустил меня и энергично поплыл вперед. Я не решилась: побоялась запутаться в платье и наглотаться воды. Терджан же плыл быстро и смело. Через десяток метров он нырнул, и несколько томительных секунд я не видела его — даже оглядываться начала. Потому и не заметила, как он подплыл ко мне под водой и схватил сзади за талию. Я взвизгнула и взмахнула руками, поднимая в воздух тысячи брызг. Терджан так же шумно и мокро вынырнул из воды, отплевываясь и громко хохоча.
— Как весело! — воскликнул он. — Я и забыл, как это весело… Тысячу лет не купался в море…
Я в гневе отступила от него на пару шагов и принялась брызгать на него водой, чтобы отомстить за свой испуг, но Терджан в ответ только радостно смеялся и даже не думал отвечать мне взаимностью. Вместо этого он в два мощных гребка достиг меня, прихватил своими мощными лапами за талию и спину и крепко прижал к себе. Сквозь мокрую, прилипшую к телу одежду я чувствовала, какие твердые, упругие мышцы у него на торсе, груди и плечах, в которые я упиралась руками, чтобы оттолкнуть его — разумеется, без малейшего успеха.
— Не бойся, не бойся… — горячо шептал он мне в ухо, добавляя непонятные слова, очевидно, из своего языка.
Я была ужасно перепугана. Как можно перестать бояться, если тебе страшно? Это было мне совершенно не понятно.
Наконец он отпустил меня — точнее, позволил немного отклониться — и внимательно посмотрел в лицо, гипнотизируя взглядом:
— Я не сделаю тебе ничего плохого. Тебе нечего бояться, понимаешь?
Я судорожно кивнула:
— Я замёрзла. Хочу высохнуть и переодеться.
Это была не совсем неправда: меня колотило со страшной силой — возможно, не от переохлаждения, а от нервов, но челюсть тряслась весьма красноречиво и очень кстати. Терджан с готовностью кивнул и повлек меня на берег так же стремительно, как до этого — в воду. Накинул плащ и повел по тропе наверх. Я без конца спотыкалась и норовила упасть, потому что ноги мои внезапно ослабели и отказывались взбираться в гору. Тогда мой проводник подхватил меня на руки и меньше чем через минуту поставил на землю перед воротами. Открыл калитку, заглянул во двор. Шепнул мне:
— Мы как раз вовремя!
Проводил через двор к черному входу, а потом по коридору до нашей с Урсун комнаты. Там взял на секунду мою холодную влажную ладошку в свою большую горячую руку и тихо сказал:
— Прости, если напугал. Я не хотел. Сегодня вечером я занят, не смогу прийти в сад. Может быть, завтра. Если господин отпустит. Не сердись на меня, хорошо?
Я кивнула. Мне очень помог успокоиться тот факт, что больше мы сегодня не увидимся. А может быть, и завтра тоже. Я обрадовалась этому. Попрощалась с Терджаном, шмыгнула в комнату. Сняла с себя мокрую одежду, тщательно вытерлась, оделась в сухое. Села на постели у окна. И с ужасом поняла, что буду скучать по нему. Наверное, в этом нет ничего ужасного, мы же друзья. Он единственный, с кем я могу поговорить обо всем на свете, кто понимает меня. Более того, его беспокоит то, как я себя чувствую, и он старается делать мне приятное, даже рискуя своей репутацией. Даже если хозяин не особенно против служебных романов между своими подчиненными, вряд ли он обрадовался бы, узнав, что его охранник вывел за пределы усадьбы такую дорогую, пусть и бесполезную, рабыню. Словом, я немного загрустила оттого, что больше не увижу его сегодня. Но это было только начало моих печалей.