Мяуканье за сетчатой дверью привлекло ее внимание. Сахарок терся о дверь и просился на улицу.
— Нет, ты еще не освоился здесь, Сахарок. Если я выпущу тебя, ты убежишь и потеряешься. Что мне тогда делать? Мне не с кем будет даже поговорить.
Алекс тяжело вздохнула и побрела в дом. Она провела рукой по тяжелому бельевому сундуку и неодобрительно покачала головой — кончики пальцев были в пыли.
— Как можно так запустить дом! — сказала она Сахарку, который терся у ее ног. — Будь он моим, я бы заставила его сиять как медный грош. Я бы… — Она глубоко вздохнула. — Впрочем, это не мой дом, и мне нет дела, что здесь грязи по пояс.
Пройдясь по нижним комнатам, Алекс попыталась не обращать внимания на царящий в них беспорядок. Но чем больше она уверяла себя, что ей это безразлично, тем громче звучал внутренний голос, призывавший ее отбросить все сомнения и поскорее приступить к уборке. Дубовая мебель в столовой была очень красивой, ее лишь стоило слегка натереть воском. Занавески в гостиной пожелтели, а коврик так пропитался грязью, что невозможно было определить его цвет.
В конце концов, Алекс не вытерпела.
— Как говаривала сестра Мэри-Клара, — объясняла она Сахарку, извлекая из кладовки пылесос, щетку и тряпку, — праздные руки — добыча дьявола.
Три часа спустя она выключила пылесос и осмотрелась. Гостиная выглядела теперь совсем по-другому. Мебель блестела, пахло цветами и воском.
— Что происходит?
От неожиданности Алекс вздрогнула. Повернувшись, она увидела Хэнка.
Почувствовав себя пойманной на месте преступления, Алекс сдернула косынку, которой завязала волосы.
— Я просто немного прибрала в комнате.
— Это работа Клэр, — хмуро проговорил хозяин дома. — Вы должны готовить, а не убирать.
Алекс всплеснула руками.
— Я провожу на кухне лишь половину дня. Мне надоело бездельничать все остальное время.
— Жаль. Но если вы начнете делать работу Клэр, то избалуете ее. Я и так не требую от нее слишком многого, но очень рассчитываю, что за домом все-таки будет следить она. В конце концов, ей нужно научиться хоть за что-нибудь отвечать в своей жизни.
Алекс прищурилась.
— Вы злитесь, словно я краду у вас что-то. Я просто навела порядок. Это ведь не преступление.
В комнате на несколько секунд воцарилось молчание.
— Послушайте, мне просто нужно найти себе какое-нибудь занятие. Мне надоело без… — Она осеклась на полуслове, увидев, что он медленно приближается. Огонь, горевший в его глазах, приковал Алекс к месту.
Хэнк остановился всего в нескольких дюймах от нее, и она ощутила жар его тела, слабый запах лошадей и пота.
— Вы невыносимая женщина, — тихо проговорил он. — Никогда еще не встречал человека, требующего дополнительной работы.
— Мне… мне просто нужно чем-то заняться кроме кухни, словно издалека услышала Алекс собственный срывающийся голос. — А в этом старом доме нужен человек, который…
Она снова замерла. Хэнк смотрел на ее губы. Этот взгляд сказал Алекс все. Он хотел поцеловать ее.
Она быстро отвела глаза и отступила, не потому, что испугалась его желания, а потому, что хотела того же.
Хэнк пробормотал проклятье и глубже надвинул шляпу.
— О, дьявол! По крайней мере, пусть Клэр вам помогает. В конце концов, она должна будет делать это, когда вы уедете.
Алекс кивнула.
— Хорошо.
Хэнк стоял неподвижно и изучающе осматривал комнату. Постепенно его лицо смягчилось.
— С тех пор, как умерла мама, здесь ни разу не было такого порядка. Она любила этот старый дом. У нее он всегда сиял.
Алекс почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось.
— Вы не обидитесь, если я спрошу, отчего она умерла?
Боль исказила его лицо.
— Погибла вместе с отцом. Во время наводнения.
Алекс захотелось обнять его. Она знала, как больно потерять близкого человека. Но потерять сразу обоих родителей…
— Вы были в это время на родео, да? И вернулись домой, чтобы продолжить дело отца?
Он посмотрел на нее, словно не понимая, о чем она говорит.
— Я вернулся сюда, потому что надо было заботиться о Трэвисе и Клэр. Это случилось восемь лет назад.
— Восемь лет? Значит, Клэр было только девять, когда погибли родители. Возможно, она пренебрегает домашними обязанностями, потому что ей никогда не показывали, что и как нужно делать. Ведь ваши поварихи не прибирались в доме. У кого бы она научилась?
Он пожал плечами.
— Это женская работа.
Потребовалось усилие, чтобы сдержаться и не закатить глаза.
— Женщины не рождаются со щеткой и тряпкой в руке, мистер Эдем. Всему нужно учиться: и как бросать лассо, и как готовить и убирать.
Он долго и внимательно разглядывал ее.
— Хэнк, — проговорил он.
— Что? — не поняла Алекс.
— Просто Хэнк, а не мистер Эдем. Давай перейдем на «ты». Я уже говорил, мы здесь не церемонимся.
— Хорошо… Хэнк. Так я могу в свободное время прибирать дом? Обещаю, Клэр будет мне помогать.
Он пожал плечами.
— Хорошо.
— Скажи, ты специально приехал сюда в середине дня, захотел проверить, чем я занимаюсь?
— Нет, я просто оказался поблизости и вспомнил, что должен… — Хэнк нахмурился, не в силах вспомнить, зачем же он приехал домой. Ведь у него была причина. Какая же? Ах, да! — Мне нужно позвонить по поводу сыворотки, которую я заказывал.
— Кстати, вспомнила. — Она вытерла руки о фартук и повернулась. — Тебе звонили утром.
Радуясь, что напряжение спало, Хэнк последовал на кухню и взял из ее рук листок бумаги с именем и телефоном агента, занимавшегося продажей ранчо.
— Это насчет сыворотки? — спросила она.
Он покачал головой.
— Но ему нужно позвонить. Хорошо, что я заехал домой.
— Тогда не буду мешать.
Поднявшись по лестнице и зайдя в кабинет, Хэнк плотно закрыл дверь, сел у стола и долго разглядывал пыль, покрывавшую абажур лампы.
Что с ним, черт возьми, происходит? Его тело реагировало так, словно Алекс отплясывала зажигательный танец на столе. Никогда прежде он не возбуждался без всякой причины.
Нужно прогнать из головы безумные мысли об этой женщине и держаться от нее подальше. Исполненный решимости, он глубоко вздохнул и потянулся к телефону. Сначала позвонил насчет сыворотки. Лайла, жена его старшего работника, наверное, с удовольствием прогуляется завтра в город.
Затем Хэнк набрал номер агента.
— Агентство недвижимости, — произнес бодрый женский голос.
— Дэниса Коудена, пожалуйста.
— Минутку.
Несколько секунд в трубке играла бравурная музыка, а затем послышался дружелюбный тенор:
