Но не все ли равно, утешала она себя. Главное, что фонд «За победу над лейкозом» получит приличную сумму. И все же какая она умница, что не допустила на вечер представителей прессы. Меньше всего ей сейчас хотелось бы щуриться от вспышек фотокамер и предвкушать сомнительное удовольствие завтра утром лицезреть себя во всех газетах в сопровождении пошлых комментариев.
Последняя мысль придала ей смелости. Она призывно улыбнулась, подошла к самому краю подиума и застыла на месте, вызывающе положив руки на бедра. Потом медленным, соблазнительным движением повернулась, и зрители снова дружно ахнули, увидев ее спину.
Гейл поймала на себе взгляд Луи, ответившего ей довольно-таки похотливой ухмылкой.
— Ну же, не скромничайте, — подбадривал он зрителей. — Если бы я был холостяком, то отдал бы все, что у меня есть, за ужин с такой красоткой! Уверяю вас! Но я в торгах не участвую, что подтвердит присутствующая здесь моя жена.
Он кивком указал на столик слева от сцены. Гейл механически проследила за его взглядом и остолбенела…
Впоследствии, когда ужасный момент миновал, она порадовалась, что стояла тогда на месте, иначе точно бы споткнулась. А может быть, и упала бы. И все-таки ей показалось, что пол под ней зашевелился.
По крайней мере, теперь стало понятно, почему весь вечер ей так не по себе. Потому что она все время чувствовала на себе этот взгляд.
Принц Марио ди Сан-Пьетро сидит рядом с Николь и смотрит на нее — холодно и надменно.
Потрясение сковало не только разум, но и тело Гейл. Прошло несколько мгновений, в течение которых она не в состоянии была не то что уйти — шевельнуться. Что принц там делает? Откуда Николь его знает? Не может быть!..
Гейл припомнила кое-какие подробности, поначалу казавшиеся ей несущественными. Ведь принц сам говорил ей, что каждую пятницу приезжает в Монреаль и играет в карты с друзьями. А потом Николь на днях за обедом упоминала толстосумов, с которыми каждую пятницу играет в покер в президентском номере «Хилтона»…
Кто может позволить себе снять президентский номер, кроме нефтяного магната, рок-звезды или… представителя высшей аристократии? Худшим из этой троицы для нее, безусловно, был аристократ, особенно тот, которого она совсем недавно оскорбила, унизила и отвергла; аристократ, который наверняка не случайно явился сегодня на ее благотворительный вечер. Он будет стремиться к тому, чтобы она, вопреки собственному утверждению, все-таки пошла с ним на ужин!
Несомненно, принц Марио постарается предложить за нее больше всех. А зачем иначе он сюда пришел? Он не купил ни одного предмета, выставленного на аукцион. Она бы заметила его раньше, ведь победителя, которому достался тот или иной лот, всегда высвечивали прожектором, когда аукционист, Луи, трижды стучал молоточком, возглашая:
— Продано!
Нет, в следующую субботу ей предстоит ужинать не с абсолютным незнакомцем. Ее партнером окажется мужчина, чью гордость она так сильно задела. Теперь настал его черед унизить ее, принудив провести с собой несколько часов и выносить не только его общество, но и его алчные, жадные взгляды, не скрывающие вполне определенных намерений.
К горлу Гейл подступил ком. Гордость требовала, чтобы она как-то вышла из унизительной ситуации. Однако гордость же требовала, чтобы она продолжала вести себя как ни в чем не бывало. Я не боюсь ничего, я не боюсь никого! В конце концов, даже если принц победит, то что может он сделать с ней в ресторане, за столом? Снова сделает ей гнусное предложение? Попытается соблазнить ее с помощью своего обаяния? Просто смешно! Нет. Пусть думает, что победил.
Она зазывно улыбнулась ему. Давай же! Делай ставку. Мне все равно.
При виде ее улыбки черные глаза принца сузились. Он не спеша окинул ее взглядом — с головы до ног, как будто прикидывая, стоит ли она того, чтобы ради нее торговаться. На какую-то ужасную долю секунды Гейл испугалась. Что, если он не станет торговаться? Может быть, он намерен унизить ее таким способом?
Но, пока различные предположения вихрем проносились в ее голове, принц отверз царственные уста.
— Четыре миллиона долларов США! — громко произнес он, и все присутствующие невольно ахнули.
Даже Луи был удивлен.
— Ух ты! Вот это заявка! Дамы и господа, принц Марио ди Сан-Пьетро предложил четыре миллиона американских долларов за право поужинать с нашей очаровательной Гейл Парсон. Мне почему-то кажется, что больше ставок не будет, но если в зале найдется храбрец, который желает превысить ставку его светлости, то пусть говорит теперь или же навеки хранит молчание!
Гейл поморщилась. Луи намекал на брачную церемонию. Смешно, особенно если учесть, какие мотивы руководят поведением его светлости. Принц просто изыскал возможность отплатить ей за недавнее унижение. Он так богат, что не жалеет денег на свою прихоть.
— Нет больше ставок? В таком случае… продано, продано, продано! Продано его светлости' принцу Марио ди Сан-Пьетро! — Луи с глухим стуком опустил молоточек на кафедру, и глухой удар эхом отозвался в голове Гейл.
Все присутствующие зааплодировали. Аплодисменты превратились в овацию, когда красная стрелка на огромном экране, где отражалась сумма пожертвований, превысила отметку в тринадцать миллионов канадских долларов. Гейл вынуждена была улыбаться, хотя ей хотелось плакать, кричать, вцепиться ногтями в лицо человека, не сводящего с нее своих черных глаз. Его надменный вид вызывал у нее горячее желание признаться ему в том, что ни одному мужчине еще не удавалось ее купить — ни ее, ни даже ее время!
Но она не имеет права отвергать такой щедрый взнос. Дело важнее уязвленной гордости. Кроме того, нельзя, чтобы этот надменный дьявол догадался, как она зла на него. Выказать злость — значит показать, что он ей небезразличен. Она решила держаться с ним в следующую субботу безукоризненно вежливо. Не давать воли своему характеру. Никаких колкостей. Никаких попыток срезать его или сбить с него спесь.
Гейл чувствовала: если она останется на сцене еще хотя бы минуту, то упадет в обморок. Принц смотрел на нее так, что она могла не сдержаться.
Бог знает, как мне придется крепиться, когда я останусь с ним наедине, думала Гейл, под аплодисменты публики уходя за кулисы.
— Просто поверить не могу! — зашептал ей Луи после того, как объявил аукцион закрытым и отключил микрофон. — Старый добрый Марио поставил четыре миллиона американских долларов только за то, чтобы поужинать с тобой! Должно быть, денег у него больше, чем мозгов. Не сердись, Гейл. Ты у нас, конечно, самая сексапильная модель, но такая сумма даже за тебя — это уж слишком.
