У меня же теперь диплом фельдшера, в наш госпиталь зовут служить. Мне самому такое предложение интересно. Я люблю медицину. И обещаю, что буду служить в нашем госпитале. Никуда я от тебя не уеду, не бойся.
Как я понимаю Игоря! Он, конечно, переживает и за деда с бабулей, и за друзей, которые остались там, где свистят пули и рвутся снаряды. Выжили ли они? От этой неизвестности ему хочется бежать в Грозный, защитить всех от войны. Да только бежать далеко. В «Новостях» показывают разрушенные улицы, дома, толпы беженцев. Эти несчастные люди похожи на тени. Я, вглядываясь в их лица, измученные войной, ищу знакомых. В глазах у беженцев такой жуткий страх! И когда же это все прекратится? И вообще, кто мне объяснит, – кому нужна эта война?!
Мне вспомнилась история жизни отца, бесстрашно сражавшегося в самом пекле Великой Отечественной войны. Его трижды считали погибшим, и матери отправляли скорбные похоронки. Но он выжил и дошел до Берлина. Чтобы попасть на фронт, он приписал себе недостающий год. И летом 1942 года высокий крепкий семнадцатилетний парень, работавший молотобойцем в кузнице станицы Вознесеновской, пошел добровольцем в армию. Новобранца отправили в учебный пулеметный батальон. Немцы стремительно рвались на Кавказ к нефтеносным районам. И курсанты, не успев доучиться, в сентябре месяце приняли первый бой у своей же станицы. Они сражались за родную землю так отчаянно, что вражеские войска не смогли пройти через их позиции.
В январе 1943 года учебный батальон был переброшен к станице Крымской в помощь полку, попавшему в окружение, храбро отбивавшемуся от наседавших немцев и румын. Когда прибывшие курсанты увидели поле боя, то застыли от ужаса: не было видно ни клочка земли. Только трупы… Эта небольшая лощина получила скорбное название «долина смерти». Едва курсанты успели окопаться, как началось немецкое наступление. Окруженные дрались насмерть. И когда поступил приказ прорываться, то через вражеское кольцо прорвались лишь единицы. Папа был контужен, но смог вынести на себе из огня тяжелораненого командира взвода бронебойщиков. А в штабе посчитали, что все погибли и поспешили оправить матери моего папы похоронку.
После госпиталя его направили служить в 318-ю стрелковую дивизию, занимавшую оборону под Новороссийском. Фашисты превратили город и окрестные высоты в крупный узел обороны. Немецкие торпедные катера ходили у побережья, срывая снабжение советских частей, и нашим солдатам из-за этого приходилось часто голодать. Поэтому пролетающие над окопами самолеты У-2 сбрасывали им мешки с сухарями. Красноармейцы знали, что в этих легких самолетиках сидят девушки. И наблюдая, как они улетают за горизонт к вражеским позициям, желали им удачи.
Но, к сожалению, если в сторону врага летело по семь-восемь самолетов, то возвращались обычно не больше двух. Однажды прямо в окоп, в котором сидел отец, упал мешок с сухарями. От него шел такой душистый хлебный запах, что он не выдержал и вскрыл его. Солдаты не ели уже шестые сутки, и все, кто был рядом, протянули руки за лакомством. Но тут внезапно появился замполит, и, приставив ко лбу папы пистолет, стал угрожать ему расстрелом. Но взводный вступился за пулеметчика и сказал, что за проявленное мужество и героизм солдата представили к ордену Ленина. Взбешенный замполит убрал пистолет, и, сбегав в штабной блиндаж, разорвал представление на награду. Так из-за одного сухаря отца лишили награды и едва не расстреляли.
Ночью десятого сентября, когда началось освобождение Новороссийска, корабли Черноморского флота ворвались в порт и высадили десантные отряды. Пренебрегая смертью, морпехи били врага не щадя сил так отчаянно дрались за родной город, за крупнейшую морскую базу, что когда рассвело, оставшиеся в живых увидели, что густо пропитанная кровью земля усеяна многочисленными трупами немецких солдат и морских пехотинцев. Даже мертвые морпехи так крепко держали в своих руках ножи, что невозможно было их забрать. Они и после смерти продолжали сражаться врукопашную, Не зря фашисты так боялись их и звали «черной смертью». К утру шестнадцатого сентября город был освобожден от немцев.
Воинскому подразделению, в котором служил отец, после освобождения Кубани суждено было первым начать освобождение Крыма. Перед самым началом операции в дивизию приехали генерал-майор Брежнев – начальник политотдела армии и военный корреспондент Сергей Борзенко. Журналист решил написать статью о моем отце – командире расчета станкового пулемета, о смелости и бесстрашии которого ходили легенды. Он даже сфотографировал отважного пулеметчика с Леонидом Ильичом.
В ночь на первое ноября 1943 года началось форсирование Керченского пролива. Ослепительные лучи прожекторов бороздили море, под шквалистым огнем противника тонули десантные мотоботы, сейнеры, катера. В щепки разлетались плоты, и десантники в ледяной воде вплавь добирались до смертоносных берегов, «вгрызаясь» там в землю. В результате, был отвоеван поселок Эльтиген (этот кусочек земли впоследствии назовут «огненной землей»).
Но фашисты блокировали плацдарм с моря, и десантники оказались в окружении. Враг надеялся на легкую победу, но наши солдаты храбро отбивали атаку за атакой. На тридцать шестые сутки боев в поселке не осталось ни одного целого дома. Все было изрыто снарядами и бомбами. Командование дивизии решило пойти на крайние меры: в темноте ночи прорвать оборону врага, с боями захватить заснеженную гору Митридат и выйти на соединение с основными силами фронта. Отход должны были прикрыть добровольцы.
Командир роты сообщил о решении командира пробиваться к своим, но чтобы прикрыть отход нужны добровольцы. Все понимали, что остаться здесь – неминуемая смерть. Кто добровольно пойдет на такое? Ротный тягостно посмотрел на солдат. Бойцы стояли, понурив головы. Но тут вышел из строя первый доброволец – мой папа и сказал: «Я ранен в обе ноги, поэтому остаюсь в заслоне». Затем вышел второй… Раненых героев, идущих на верную смерть, чтобы прикрыть отход товарищей вышло тридцать человек. С ними также остались десять медсестер и санитарок. Командир, вытирая скупые слезы, произнес: «Спасибо, ребята. Живые о вас никогда не забудут».
Морозной декабрьской ночью остатки дивизии прорвали оборону, и ушли в сторону Керчи. А оставшиеся тридцать добровольцев, на каждого из которых пришлось по пять пулеметов, прикрывая отход товарищей, начали бешеную стрельбу. Они, истекающие кровью, полуживые, переползали от пулемета к пулемету, создавая видимость большого количества солдат. В ответ взвыли фашистские минометы, после появились немецкие танки и пехота. Затем над крошечным плацдармом нависли «юнкерсы», началась бомбежка. Папочка, истекающий кровью, потерял сознание. Когда очнулся, услышал лай собак. Повернул голову, а там… В луже крови барахтается морячок, а его рвут на части две немецкие овчарки. Отец навел автомат, нажал спуск, а стрелять уже нечем. Оставшихся в живых пятерых бойцов пленили
