— Хоп-па! — закричала она, подпрыгнув, и торжествующе тряхнула букетом.
Это всего лишь предрассудок, тоскливо сказала себе Мей, наблюдая за девушкой, самозабвенно нюхающей лилии. Разве может пучок цветов гарантировать, что следующей замуж выйдешь именно ты? И нельзя сказать, что она так уж стремится выйти замуж.
Но когда Мей подняла голову, ее обжег взгляд сверкающих черных глаз. Нужно поскорее убираться отсюда, решила охваченная внезапной паникой Мей.
Словно в тумане она вышла из «Хилтона» и сама нашла такси, но впоследствии не смогла бы припомнить ни одной детали поездки. Только когда машина затормозила у дверей ее дома в Гринпойнте, сознание Мей начало проясняться, и она попыталась освободиться от воспоминаний о мужчине с гордым и чувственным лицом.
Она открыла дверь и, войдя в квартиру, положила сумочку на столик, радуясь, что наконец-то оказалась дома. И в безопасности.
Мей любила свою квартиру — это было первое приобретенное ею имущество. Квартира находилась на третьем этаже старинного дома с высокими потолками. Но, как всякий новичок в деле покупки недвижимости, Мей погорячилась: выплаты оказались непосильными, и ей пришлось пустить к себе соседку — Мону.
Мона работала в небольшой газетке и называла себя квартиранткой Мей, на что та никак не соглашалась, ценя равенство во всем.
— Нет, мы соседки, — настаивала она.
Это был типичный девичий дом, полный ярких красок в общих помещениях и хаоса — в спальне Моны. Как ни старалась, Мей так и не смогла побороть хронической неряшливости Моны и в конце концов оставила тщетные попытки.
Вешалка в холле была скрыта пестрой ширмой из деревянных планок, гостиная заставлена вазами с дешевыми цветами, купленными на рынке, а ванная так набита разнообразными лосьонами и кремами, что напоминала парфюмерный прилавок в большом универмаге.
— Кто-нибудь дома? — крикнула Мей.
— Я в кухне, — донесся до нее приглушенный ответ.
И Мей направилась туда, найдя соседку уплетающей шоколадный бисквит и запивающей его кофе. Ее дежурная еда и мой кофе, подумала Мей, в то время как Мона улыбаясь доставала вторую чашку.
— Кофе?
Мей покачала головой.
— Нет, спасибо. Думаю, мне нужно что-нибудь покрепче.
Соседка удивленно подняла брови.
— Но ведь ты только что со свадьбы!
— И за целый день едва пригубила шампанского, — мрачно проговорила Мей.
Она специально избегала крепких напитков, чтобы сохранить рассудительность, — и, только посмотрите, как вела себя на площадке для танцев! Вздохнув, Мей достала из холодильника бутылку и налила себе красного вина.
— У тебя все в порядке? — с любопытством спросила Мона.
— А почему должно быть иначе?
— Ты кажешься немножко… я не знаю… напряженной, что ли.
Напряженной? Мей безо всякого удовольствия отпила вина и взглянула на свое отражение в зеркале, висящем на стене кухни. Лицо было неправдоподобно бледным. Она выглядела так, словно увидела привидение. Или, может быть, волшебное видение…
— Да, наверное, — медленно проговорила Мей.
— Но почему? Свадьба была ужасной?
— Нет, прекрасной, — мечтательно протянула Мей. — Самой прекрасной из всех, на которых мне приходилось бывать.
— Тогда почему у тебя такая вытянутая физиономия?
Мей присела к кухонному столу и со стуком поставила на него бокал.
— Действительно, это глупо… — Она посмотрела в светящиеся искренним сочувствием карие глаза Моны. — Я говорила тебе, что лучший друг мужа Джекки — будущий эмир?
Глаза у Моны округлились.
— Ты пудришь мне мозги, верно?
Мей покачала головой, и на ее губах появилась кривоватая улыбка. И впрямь звучало немного неправдоподобно.
— Нет. Я говорю правду. Он наследник престола в княжестве под названием Эль-Джар. Это где-то в Юго-Западной Азии.
— Ты еще скажи, что он потрясающе красив и богат в придачу!
Мей вздохнула.
— Да, так и есть. Он, пожалуй, самый совершенный из мужчин, которых мне приходилось видеть. Высокий, с темно-оливковой кожей, с мускулистым телом и с гордым профилем.
— Ах-ах-ах!
— Нет, это действительно так! Он просто сказочный. Я танцевала с ним… — Голос подвел ее при воспоминании о том, в какой дразнящей близости находились их тела. — Танцевала с ним, и…
— И что?
— И… — Совсем ни к чему рассказывать о легком помешательстве на площадке для танцев. Мей подняла взгляд и увидела приоткрытый рот Моны.
— О. Мей, ты ведь не…
Она заморгала, поняв, о чем подумала соседка.
— Нет, конечно нет! Не думаешь же ты, что я способна, познакомившись с мужчиной на свадьбе, через несколько часов прыгнуть к нему в постель! — с негодованием выпалила Мей. Но разве мысленно ты так не поступила? — насмешливо спросил у нее внутренний голос.
Мона сочувственно смотрела на Мей.
— Так в чем же дело?
— Он… ну, он предложил мне выпить, после того как уедут невеста с женихом, — пояснила она.
— И в чем проблема? Ты, конечно, сказала «да»?
— Нет, — срывающимся голосом произнесла Мей, так до конца и не поверившая, что ей хватило духу сделать это, — я отказалась.
Мона ошеломленно покачала головой.
— Ты меня убиваешь! Он великолепен, он королевских кровей — и ты его отвергла! Почему, ради всего святого?
— Не знаю. — Мей снова вздохнула. — Ну, может быть, не совсем так. Я только хотела это сделать. Против него совершенно невозможно устоять…
— Для мужчины это всегда считалось плюсом, разве нет?
— Но он ни за что не захочет связывать себя, я знаю. Это написано у него на лице!
Мона недоверчиво уставилась на нее.
— Не захочет связывать себя? — переспросила она. — Я не верю своим ушам! Мей, ты один раз потанцевала с парнем и уже говоришь об обязательствах? И это ты, женщина, которая поклялась не выходить замуж…
— По крайней мере до тридцати пяти лет! — с жаром подтвердила Мей. — К тому времени я уже чего-то достигну в жизни. В наши дни люди живут дольше, поэтому есть смысл по возможности откладывать столь решительный шаг.
— Очень романтично, — заметила Мона.
— Очень практично, — сухо возразила Мей.
— Тогда к чему все эти разговоры об обязательствах? Вернее, об их отсутствии?
Мей в задумчивости отпила из бокала. Она сама этого не знала. Может быть, потому, что не хотела приумножать и без того несметное множество брошенных женщин.
Но если она скажет Моне, что Саид обладает опасным могуществом, которое одновременно и привлекает, и отталкивает ее, не покажется ли это пустым звуком? А боязнь, что он может разбить ей сердце, — надуманной?
