— Я имел в виду, — поспешил уточнить он, — что мне не хватало нашей дружбы.
— Мы давно уже не друзья, — заметила ему Клер. — Наши пути разошлись. Ты идешь своей дорогой, я — своей.
— Но, в отличие от меня, ты не покидала насиженного места.
— Это плохо?
— Нет. Наверное, нет. Неплохо для тебя. Ты работаешь в агентстве…
Клер не поверила своим ушам.
— Хантер, моя жизнь — не только работа в агентстве, — спокойно возразила она. — Не спорю, социальное положение и заработок имеют не последнее значение. Но главное в другом. Здесь мой дом, мои корни. Я чувствую себя частью Лост-Фолза, принадлежу ему всей душой. Это чувство дает мне силы и уверенность, делает счастливой.
— Забавно. Я помню времена, когда ты считала совершенно иначе. Говорила, как важно расстаться с прошлым, сбросить тяжкий груз, давящий на плечи; хотела увидеть мир; мечтала о новых впечатлениях, новом опыте; мечтала создать нечто свое…
Клер вздрогнула. Хантер позволил себе бесцеремонно напомнить о тяжелом времени, которое много лет назад пережила ее семья. Глаза женщины недобро сверкнули.
— Никто не давал тебе права вторгаться в мое прошлое. Мой отец…
— Я говорю не о нем. Я говорю о тебе. Ты всегда держала хвост пистолетом, независимо от того, что происходило в твоей семье и твоей душе. И вела себя так гордо, что умолкали самые яростные злопыхатели. Это всегда вызывало уважение. Но, оставшись здесь, ты лишила себя возможности одним ударом рассечь тугой узел обид и унижений прошлого. Они остались с тобой.
— Ты ошибаешься. Все давно в прошлом. Моя душа чиста и спокойна, в ней нет места горестям и печалям прошлых лет.
— Что ж, хорошо, если так. — Глаза Хантера сузились. — Скажи, пожалуйста, наших отношений это тоже касается?
К такому повороту Клер была не готова и замерла от безапелляционной холодной прямоты вопроса. Мрачная догадка заставила сердце глухо стукнуть, спазмом сжала горло, и Клер понадобилось усилие, чтобы сделать следующий вдох. Хантер сознательно идет на обострение ситуации. Зачем? Она не могла ответить ему так же прямо и холодно.
— Ты не понимаешь, — несмотря ни на что, она изо всех сил постаралась, чтобы голос звучал ровно. — «Наших отношений» уже давно не существует.
— Понятно. Значит, ты не забыла и не простила.
— С тобой совсем другая история. — Клер плотно сжала губы и незаметно для себя выпрямилась. Хантер не заслуживает объяснений, если до сих пор сам не понял, что с его отъездом рухнул весь ее мир, ее надежды, мечты. — Я не забыла, как сильно я тебе доверяла.
Она сделала шаг назад, сняла с полки старую вылинявшую фотографию и бережно смахнула тонкий слой пыли с рамки.
— Посмотри. Я хорошо помню тот день, когда сфотографировала родителей.
Хантер со смешанным чувством печали и умиления рассматривал старый снимок. Отец Клер напряженно смотрел мимо камеры, мама хмурилась, ее губы были приоткрыты. Клер явно застала их в момент, когда они о чем-то спорили.
— Но тебе тогда было лет шесть или семь…
— И тем не менее я помню. Знаешь, почему? Ты прятался во дворе за кустом сирени, ждал, когда родители отпустят меня гулять. Сколько я себя помню, ты всегда был поблизости, готовый ждать, сколько потребуется, готовый выручить, если возникнет необходимость. За это я могла отдать тебе все. Такое не забывается.
При этих словах болезненная гримаса на мгновение исказила черты лица Хантера. Он медленно и осторожно поставил фотографию обратно на полку.
— Мы ведь жили по соседству. Мы росли вместе. Иначе и быть не могло.
— Тогда скажи, мечты какой еще соседки на нашей улице ты знал так подробно и так горячо разделял долгие годы? Кто еще из соседей мог с первого взгляда понять, о чем ты думаешь, весел ты сегодня или печален? В душу кого из соседей ты мог заглянуть так глубоко, как заглядывал в мою? Хантер, ты был моей первой…
С каждым словом его голова все больше уходила в плечи. Когда Клер почти шепотом выкрикнула последнюю фразу, он, словно пытаясь защититься от слова «любовью», готового сорваться с ее разгоряченных губ, выставил вперед ладони.
— Нам было по восемнадцать, Клер. Мы были достаточно наивны, чтобы верить в любовь навеки. И потом… все-таки ничего особенно интимного не произошло.
— Но могло произойти. — Клер поймала себя на том, что вопреки собственной воле любуется красивым сильным телом Хантера, его мужественным лицом, глубокими звуками голоса. — Но не успели еще высохнуть чернила в твоем аттестате зрелости, как все закончилось, так и не успев начаться.
Под напором таких чувств было трудно устоять. Хантер отвел глаза, и Клер не успела понять мелькнувшего в них выражения.
— Ты могла поехать со мной.
— Не могла, ты знаешь. У меня были определенные обязательства перед другими людьми.
— Я просил, я умолял отложить свадьбу и уехать…
— Ты помнишь вещи такими, какими хочешь помнить, а не такими, какими они были на самом деле. — Клер печально усмехнулась. — Ты не советовался со мной и ни о чем не просил. Ты просто поставил меня перед фактом.
— Мне опостылело день за днем тянуть лямку в автомастерской. Я хотел все бросить.
— И начал с того, что бросил меня.
— Неправда! Никто не бросал тебя! Никто не сбегал от тебя! — Он двумя руками вцепился в свои густые волосы и зашагал туда-сюда вдоль кровати. Клер смотрела, как напрягались и ходили желваки на его скулах в паузах между отрывистыми фразами. — Я мечтал начать новую жизнь. Мысль, что можно провести остаток дней, заливая бензин в баки, объясняя дорогу заблудившимся туристам и заправляя каждое утро бумажные полотенца в автомат в сортире, приводила меня в отчаяние! Я скажу больше! Я ни на секунду не сомневался в правильности своего решения, потому что искренне считал, что так будет лучше. Лучше для нас обоих. Я хотел изменить свою жизнь ради тебя, Клер.
— Похоже, так оно и вышло, — откликнулась она. — Твой отъезд изменил мою жизнь. Без этого я, наверное, никогда так и не узнала бы, насколько я сильная. — Клер помолчала, давая себе возможность собрать воедино растрепавшиеся мысли и чувства перед тем, как произнести нечто, очень для нее важное. Она в упор посмотрела на Хантера. — Достаточно сильная, чтобы суметь разлюбить тебя.
Она смогла без труда прочитать ответ, мелькнувший в его отсвечивающих золотом глазах. Ей удалось заставить его страдать.
— Клер…
Она почти испуганно затрясла головой, отказываясь дальше слушать объяснения и оправдания. Слишком велик риск поддаться спокойной, уверенной силе убеждения этого теперь уже почти незнакомого мужчины.
