Дженна открыла рот и опять закрыла. И покачала головой.
— Я же знаю, что ты очень занят. Мы можем…
— Я выкрою время. — Тайрен приподнял бровь. — Нужно наверстывать многое.
— Видишь, мамочка. Он выкроит время, — старательно повторила Синди. Ее глазищи сияли от восторга.
О, конечно, подумала Дженна. Теперь ей было ясно, что он приходил вовсе не за приглашением на свадьбу. Он явился, чтобы потребовать от нее объяснений. Но присутствие Синди спутало его карты. Вот он и заманивает в свой дом, чтобы поговорить наедине. Только почему от этой мысли она занервничала, Дженне совершенно не хотелось знать.
— А мне можно будет погладить лошадок, Тайрен? — Глаза девчушки сияли.
— Почему нет? — Он улыбнулся.
Синди повернулась к матери.
— Ну, мамочка? Мамочка-мамамусечка…
Тайрен тряхнул волосами, тяжелые пряди разлетелись, открывая традиционные маорийские татуировки на щеках. Дженна раньше обожала гладить их кончиками пальцев… и сейчас бы погладила, если бы это не было так невозможно.
— Так что, Дженна? — холодно поинтересовался Тайрен.
Это был вызов — тот самый, бояться которого она больше не имела права. Она поняла, что кивает.
— Ладно, хорошо.
Довольная Синди защебетала:
— Я скажу моей тете Марте! — И понеслась в дом.
— Замечательный ребенок, — сказал Тайрен.
Голос его стал чуточку мягче. Дженна вспомнила, как они в первый раз говорили о детях. Тогда Тайрен смотрел на нее совсем по-другому. И говорил по-другому, и вообще, все это было в прошлой жизни, хватит уже, хватит!..
— Спасибо. — Дженна старательно улыбнулась.
— А что ее отец? — вроде бы безразлично осведомился Тайрен.
Дженнина улыбка исчезла.
— То есть?
— Твой муж. Где он?
— Тебе уже известно, что мы давно не вместе, — быстро проговорила она, поднимаясь с травы.
— Просто меня замучило любопытство, почему ты оставила девичью фамилию?.. — Тайрен помолчал, но ответа так и не дождался, поэтому продолжил: — Послушай, я, собственно, собрался подождать до завтра. Но, может быть, начнем прямо сейчас? Тебе не кажется, что я уже достаточно подождал, чтобы, наконец, узнать правду?
— Ты… правду?
Дженна вдруг засуетилась, схватила кувшин с маленького столика, тут же решила вернуть его обратно, а он вдруг упал на кафель. Пока осколки фарфора вместе с лимонадом и льдом брызгами летели во все стороны, она пыталась успокоиться. Присела на корточки и начала собирать осколки. Тайрен мгновенно оказался рядом.
Впрочем, она могла немного перевести дух. Он хочет слышать правду. Но какую правду?
Дженна вздрогнула и выронила осколок. Из указательного пальца на пол закапала кровь.
— Ты порезалась. — Тайрен потянулся к ее руке.
— Ерунда, все хорошо. — Руку она резко отдернула. Вот в чем она сейчас нуждалась меньше всего, так это в прикосновении Тайрена. Это окончательно спутает мысли и уничтожит ее решимость.
— Дженна, дай я посмотрю, — настаивал он.
— Нет, ерунда, правда.
Тем не менее он взял ее руку в свою. Разве это было для него не нормально? Он всегда так делал раньше. Может быть, в нем и осталось что-то от того человека, каким он был четыре года назад… Дженна смирилась со своим бессилием и просто чувствовала его сильные руки, его теплые осторожные прикосновения. У нее была всего лишь крохотная царапинка, хотя ранка очень сильно кровоточила, но Тайрен отнесся к ней до смешного серьезно. Он схватил тающий кубик льда и прижал к порезу.
Дженна шумно вздохнула.
— Не больно? — прошептал он, аккуратно водя ледяным кубиком по ее пальцу. — Разрез совсем не глубокий. Шрама не будет.
Она незаметно рассматривала его, как бы со стороны. Ее взгляд скользнул по его шее, задержался на расстегнутом воротничке рубашки. Какая у него гладкая, загорелая и мускулистая грудь. Когда-то она чувствовала эту грудь под своими руками и… своей грудью. Растаявшая водичка покатилась на запястье, где бешено билась жилка.
— Дженна, ужин готов.
Мартин голос долетел, как из другого мира. Дженна отняла у Тайрена свою руку, отвела взгляд и встала.
— Ты должна продезинфицировать ранку. — Тайрен тоже выпрямился. Такой пустяк — эта ранка, и все же — ниточка для общего разговора.
Она кивнула.
— А мне пора. — Он приложил ладонь к груди на уровне сердца в традиционном маорийском жесте прощания, повернулся и пошел к калитке.
Последний шанс! Последняя возможность воспользоваться ситуацией и обойтись без завтрашней встречи.
— Тайрен! — начала она. — Так насчет завтрашнего дня…
Он обернулся.
— Да?
Дженна прикусила губу. Просто смешно. То, что неизбежно, нужно уметь выдерживать. Тайрен заслужил право узнать правду. Тем более, он настаивает на своем праве. Не важно, как завтра пройдет «визит», но с его последствиями она справится. По крайней мере, они оба сбросят четырехлетнюю ношу. Дженна набрала побольше воздуха.
— Мы приедем.
Она стояла над ним в мягком свете молодого месяца и расстегивала блузку, медленно, как обмелевшая река струится по гладким камням. Ни на секунду не сводя с него глаз, она медленно обнажила сначала одно, потом другое плечо. Улыбка расцвела на ее полных губах, когда она опустила руки, и блузка скользнула вниз. И упала на траву к ее босым ногам.
Как ни прохладна была трава, на которой он лежал, но она не могла унять сжигавший его жар. Он едва терпел, полубезумный от желания. Так было всегда, когда она смотрела на него этим взглядом, открытым и полным страсти.
От внезапного порыва ветра ее волосы затрепетали, а грудь сделалась рельефнее под шелком бюстгальтера. Она была прекрасна. Сам собою его взгляд побежал по ее телу вниз, по ее плоскому животу и дальше. В горле пересохло. Он уставился на темные тени между ее ногами. Там его ждал рай, едва прикрытый крошечным треугольником розового шелка.
— Скажи, Тайрен, — выдохнула она и уселась на него верхом.
Он взял ее за ягодицы обеими руками.
— С днем рождения, Дженна, — прошептал он и губами коснулся ее шеи. А потом, крепко прижимая ее к себе, перевернулся вместе с нею.
Теперь она лежала под ним. Как хорошо она пахла. Лесными фиалками и медом.
— Я хочу твой рот, — сказала она.
Медленно, до изнеможения медленно, он наклонял голову, пока их губы не оказались совсем близко — на расстоянии одного удара сердца. Кончиком языка она раздвинула его губы и приоткрыла рот. Ее взгляд — одно сплошное желание.