Никогда еще Лилит не чувствовала себя такой одинокой.
Но нет, она не хочет умереть! Не должна! Кто-то обязательно появится и спасет ее! Только бы поскорее! Спасите, спасите меня!
Неожиданно снаружи снова послышались какие-то звуки. На этот раз — сверху. Люди! Она слышала, как они переговаривались между собой на непонятном ей языке. Лилит набрала полные легкие воздуха и закричала:
— Эй, кто там? Люди! Не бойтесь меня! Я такая же, как и вы! Мой корабль утонул, а меня в этой шлюпке прибило к вашему берегу. Спасите! Умоляю вас!
И она принялась бешено молотить кулаками по брезенту. Неожиданно брезент, державший ее в плену, исчез. Лилит посмотрела вверх и увидела почти черный, усыпанный звездами небосвод. А прямо над ней склонилась чья-то голова с короткими курчавыми волосами и темным, расписанным белыми полосами лицом.
Лилит, не отрываясь, смотрела на эту голову, не в силах от страха произнести ни слова. То, что перед ней был один из дикарей, заочно знакомых ей по книгам и отцовским письмам, сомневаться не приходилось. Сейчас Лилит молила бога только об одном: чтобы он не оказался людоедом.
Она хотела знаками объяснить этому человеку, что потерпела кораблекрушение во время страшного урагана. Что она не злой демон и не сделает ни ему, ни его соплеменникам ничего дурного. А еще, что ей ужасно хочется пить и она вот-вот умрет от жажды. Однако не смогла издать ни звука.
Между тем туземец продолжал ее внимательно рассматривать.
Безделушки — вот что могло бы ее спасти! Но у нее ничего не было. Впрочем, почему же — ничего? А брошь? Пока не поздно…
Нечеловеческим усилием воли Лилит заставила себя пошевелить сначала одной рукой, потом другой. Сняв цепочку, на которой как медальон висела брошь, она протянула ее дикарю. Он повертел украшение в руках и вдруг, высоко подняв его над головой, закричал гортанным голосом:
— Ойе! Ойе! Ойе!
В тот же момент из-за бортов шлюпки выглянуло еще с полдюжины таких же голов. Первый туземец поднял Лилит на руки и передал другому. Судя по многочисленным ожерельям из акульих зубов, браслетам из костей, разноцветным перьям на голове и яркой татуировке, он был одним из вождей. Лилит в ужасе смотрела на него, уже почти не сомневаясь, что попала в руки к людоедам. Сейчас ее привезут на какой-нибудь остров, разожгут костер и под дикую пляску всего племени зажарят!
В дневнике отца Лилит как-то читала душераздирающее описание подобного пиршества на одном из полинезийских островов. Тогда жертвой кровожадных дикарей стал какой-то неудачливый путешественник. По описанию отца, этого несчастного насадили на огромный вертел и долго поджаривали на медленном огне. А потом с аппетитом съели.
Однако татуированный великан просто бережно перенес ее в свою пирогу и что-то сказал сидевшим там женщинам. Те заулыбались и согласно закивали головами.
Двое из них расстелили на дне пироги циновку, покрыли ее сверху какими-то шкурами и осторожно положили на эту постель Лилит. К ним присоединилась еще одна женщина. Она опустилась перед спасенной на колени и улыбнулась, блеснув в темноте ровным рядом словно жемчужных зубов.
— Пить… Воды… Пожалуйста… — прошептала Лилит.
— Ойе, ойе! — закивала женщина и ласково погладила Лилит по плечу.
В руках у нее появился глиняный кувшин с водой. С улыбкой она поднесла его к губам Лилит, а когда та, жадно прильнув к горлышку, выпила все до капельки, вдруг сказала на примитивном, но все же вполне понятном английском языке:
— Хейкуа! Меня зовут Хейкуа! Ты спасена! Спасена! Бояться не надо!
Хейкуа повернулась к другой женщине. Та дала ей широкий зеленый лист и небольшую чашечку с белой массой, похожей на творожную. Обмакнув в нее лист, она протянула его Лилит:
— Съешь! Будешь здоровой! Сильной!
Послушно положив листок в рот, Лилит принялась старательно жевать. Оказалось, экзотическое блюдо было не лишено приятности. Вслед за первым листом последовал второй, затем — третий. Наконец Лилит почувствовала, что наелась. И теперь ей хотелось лишь одного: спать, спать, спать…
Лилит спала крепким сном здорового человека, чудом спасшегося от смерти. Разбудило ее негромкое ритмичное пение. Она открыла глаза и приподнялась на циновке. Кругом, насколько хватало глаз, простирался океан.
Она с удивлением рассматривала пирогу, украшенную затейливой резьбой. На носу, выполненном в виде головы дракона, стоял старый туземец с морщинистым лицом и пристальным, исподлобья, взглядом. Он командовал пирогой, а заодно и дирижировал. Хор же состоял из пятнадцати мужчин, в такт песне опускавших в воду длинные весла, и женщин, разместившихся на перекинутых поперек пироги скамейках. Рядом с ними сидели дети.
Заметив, что Лилит проснулась, Хейкуа вскочила со скамьи и крикнула ей:
— Смотри! Рева Ра!
И показала рукой куда-то вдаль.
Почти у самого горизонта Лилит увидела струйку дыма, поднимавшуюся над вершиной выступавшей из моря горы. Рева Ра, повторила она про себя. Что-то было знакомое в этих словах. Может быть, они встречались в письмах отца? Или — Данрейвена к нему?
Над ней наклонилась одна из туземок. Лилит подняла голову и вдруг увидела среди акульих зубов, окружавших в виде своеобразного воротничка шею молодой дикарки, свою брошь. Боже мой! «Лили. Рева Ра. 1787». Ведь именно это было написано на оборотной стороне украшения!
— Рева Ра, — продолжала Хейкуа. — Там твой дом. Лили вернется туда!
Черные глаза Хейкуа светились бесконечной добротой и радостью. Она вновь подняла руку и показала в сторону дымившегося вдали вулкана.
— Там твой дом! Лили вернулась туда!
Надпись на броши объяснила все. Понимавшая английский Хейкуа, видимо, показала ее своим соплеменникам. И те решили, что на украшении указано место рождения. Теперь они везли ее туда, где, очевидно, жили и сами.
Раздался громкий всплеск. Совсем рядом с пирогой из воды выпрыгнул огромный дельфин и, описав изящную дугу в воздухе, нырнул обратно в океан.
— Рангахуа! — воскликнула Хейкуа. — Смотри, Лили! Рангахуа!
Дельфин вновь стремительно выпрыгнул и описал дугу еще шире первой. При этом издал громкий трубный звук и отрывистый щелчок.
— Рангахуа! Рангахуа! — закричали дети и радостно захлопали в ладоши.
И тут в мозгу Лилит молнией сверкнула догадка: трубные звуки… щелчки… Не их ли она слышала ночью в шлюпке? Конечно же их! Более того, безотчетное чувство подсказывало ей, что именно этот дельфин каким-то образом напрямую связан с ее чудесным избавлением. Каким? Да, она читала о том, что дельфины не раз спасали утопающих. Но не могло же животное догадаться, что на дне закрытой брезентом шлюпки лежит беспомощный человек. А потом, разве не эти туземцы избавили ее от ужасной гибели среди ревущих валов океана? При чем же тогда дельфин?
