Тина поставила бокал с шампанским на прикроватный столик и, повернувшись, уставилась на Дьюка яркими от безумной ненависти глазами.
— К чему этот маскарад, Дьюк? Хватит притворяться. Ты меня хочешь? Ты меня получишь. Бесплатно, без особых усилий. Прибереги твое кривляние для других дурочек!
Она встала в зазывную, откровенную позу, расстегнула блузку и бросила ее на пол.
— Подходи и бери, Дьюк, — вкрадчиво приглашала она. — Возьми же то, что хочешь. Получи то, чем обладал Эйнджел.
Глядя на ошеломленное лицо Дьюка, Тина испытала приступ какого-то яростного и мрачного удовлетворения.
— Так у тебя «пунктик» насчет волос, Дьюк? — дразнила его Тина, потянувшись к заколкам в прическе. — Может, тебя это особенно заводит?
Его лицо напряглось, словно от пощечины, на скулах проступили красные пятна. Он, без всякого сомнения, был страшно разгневан. Конечно, еще бы, какая-то жалкая особа вдруг отважилась над ним насмехаться — над ним, Дьюком Торпом!
Тине теперь было на все наплевать — пусть думает и говорит все, что ему взбредет в голову. Ею владело только одно чувство — жажда мести.
Она вытащила из волос шпильки и встряхнула головой.
— Ну что, так лучше? Тебе так больше нравится, дорогой? Ты ведь предпочитаешь чувственных и доступных женщин, а?
Он плотно сжал губы, точно боясь сорваться и выкрикнуть что-нибудь неподходящее, но глаз так и не отвел.
Тина расстегнула юбку, нарочито медленно стянула ее с ног и бросила к блузке. С жестоким ликованием она заметила, что Дьюк смотрит на ее полускрытую кружевным лифчиком грудь. По его руке текло шампанское из накренившегося бокала, но он ничего не замечал.
— Перестань! — хрипло выдавил он.
— Ты сам начал, Дьюк. Я же делаю все то, чего ты сам так желал.
— Бога ради, Тина! Не надо!
— Или тебе больше по душе жеманство, а, Дьюк? Ну-ка, скорее отвечай! — Она отстегнула чулки, спустила их с ног, сбросила на пол. — Почему бы тебе не подойти поближе и тоже не начать раздеваться? Или ты желаешь досмотреть сеанс стриптиза до конца?
Не отрывая от него презрительного взгляда, она перешагнула через съежившиеся на полу чулки. В ее душе не осталось больше ни тени чувств к этому человеку — только гнев, ненависть и яростное желание отомстить.
— Тина! — Это была уже мольба.
— Я все порчу? — Она ядовито ухмыльнулась. — Ты бы предпочел что-нибудь более романтическое? Ну, скажи, разве я не волную тебя? Почувствовать шелк и кружева…
Ее пальцы медленно скользнули снизу вверх по гладкой ткани бюстгальтера и обхватили груди.
— Может, предпочитаешь, чтобы я осталась в белье?
— Прекрати немедленно, Тина! — В его голосе звучала ничем не прикрытая страсть.
Она скинула туфли и повернулась к кровати, собираясь устроиться там и расстегнуть лифчик. Но ее остановил звон разбитого стекла.
— Я сказал, прекрати!
Пораженная командным тоном, она резко повернулась к человеку, отдавшему приказ. Он уже не держал в руках бокал. Стиснув кулаки, сжав зубы, он наступал на нее, пожирая ненавидящим взглядом.
Тина не на шутку испугалась. Она еще никогда не видела Дьюка таким. Ее гнев поутих.
— Что-то не так, Дьюк?
Тут он взорвался, словно уже давно копил в себе гнев и отчаяние.
— Что сделало тебя такой? Кто тебя такой сделал?
Выкрикивая эти слова, он быстрыми шагами шел к ней. Тина попыталась отшатнуться, но он схватил ее за обе руки, глубоко впившись ногтями в нежную кожу, и сильно встряхнул.
— Это Эйнджел Брейди?
От этой фразы Тину точно подбросило на месте. В голове словно что-то щелкнуло, она заорала, срываясь на визг, едва не плача:
— Не смей обвинять в этом Эйнджи! Для него я была человеком, а не просто… — Она замолчала, почувствовав, что еще одно слово — и она разрыдается.
— Если не Брейди, тогда кто же?
«Это ты! Именно ты сделал меня такой!» — захотелось крикнуть Тине. Но она почему-то не могла заставить себя произнести эти слова.
— Тина, расскажи мне, кто так сильно тебя обидел?
Тину била неутихающая дрожь. Господи, что же она наделала?
— Тебе не стоит этого знать, — выдавила она.
— Почему?
Внезапно Тина зарыдала. По щекам потекли слезы, горло сжал спазм. Она не смогла произнести ни слова, лишь покачала головой.
— Тина…
Он обнял ее, прижал к себе, окутав теплом своего тела, укачивая словно ребенка. Он поглаживал спину Тины, перебирал ее волосы. Каждая его ласка приводила ее во все большее смятение. Это жалость к ней, именно к ней, Кристине Форрест, или точно так же он пожалел бы любую плачущую женщину?
Дьюк принялся нежно целовать ее волосы. Ласковые прикосновения волшебным образом пробуждали воспоминания о прошлом. Ведь когда-то он уже целовал ее так. Она удовлетворенно вздохнула, ощущая, как учащается его дыхание, а по телу пробегает дрожь. Затем его ладонь скользнула к бедру Тины, потом еще ниже. Ласки его становились все настойчивее.
Но не успела она сообразить, что делать, как он оторвался от нее и резко отступил назад, словно испугался чего-то.
— Одевайся! — угрюмо приказал он. Лицо его застыло маской, в глазах билась тоска неутоленного желания.
— Дьюк… — В звенящем голосе Тины была мольба, но Дьюк, казалось, ничего не услышал или не понял.
— Ради бога! Я ведь только человек, Тина! Оденься, прежде чем я… — Он замолчал, глотнув воздух, резко повернулся и быстро ушел в другой угол номера.
Она смотрела, как он подошел к бару, сорвал пробку с бутылки виски и, наполнив стакан, заметно дрожащей рукой поднес его к губам. Он сделал несколько небольших глотков, потом покачал головой и залпом, в один прием, допил остатки.
— Вот эта дверь ведет в ванную. Можешь ею воспользоваться, не стесняйся. — Эти слова он произнес каким-то бесцветным, мертвым голосом, стараясь не глядеть на нее.
Что же, такой исход дела, пожалуй, лучший из возможных. Теперь Дьюк ни за что больше не получит ее, как бы ни старался добиться этого. Зато у него будут новые воспоминания на всю жизнь, воспоминания, обжигающие болью, словно раскаленный уголь. Все кончено, между ними ничего нет…
Тина одевалась механически, словно заводная кукла. Взяв сумочку и заколки, она вошла в ванную, чтобы навести последние штрихи. Выйдя оттуда, она чувствовала себя живым манекеном, ее янтарные глаза угасли. Чувства вспыхнули и сгорели дотла, оставив лишь горстку серого пепла. Прах, и больше ничего. Больше здесь ей ждать нечего.
Дьюк, ссутулившись, молча разглядывал вид из окна. Его глаза тоже потускнели, словно глаза мертвой рыбы, он как будто постарел сразу на много лет.
