чёрт, Ян… — она пустила слезу от осознания нелепости своих оправданий. — Он так отомстил за тот случай в клубе…
— Не трудись. Я уже всё понял.
— Что? Что ты понял? — с вызовом спросила Параша.
— Что с меня довольно твоего вранья! А ведь как профессионально ты меня обработала! Я готов был жениться на тебе, не зная, кто ты! — он горько усмехнулся. — Теперь дури голову кому-нибудь другому! И ключи верни! — Параша протянула ему связку. — Запасные тоже!
— Это и были запасные. Других у меня нет, — тихо, сама не узнавая собственный голос, сказала она.
— Да ну? — снова не поверил хозяин квартиры. — Тогда я завтра же поменяю замки.
— Значит, когда к тебе домой ломятся беременные шлюхи, я должна верить только тебе, а когда та же фигня повторилась со мной, я вдруг стала лживой тварью?! Знаешь, кто ты после этого? — х*йло последнее!
Параша, давясь слезами, оделась, взяла свои неподъёмные сумки и ушла. Ян даже не посмотрел, что от такого груза можно надорваться или, к примеру, потерять ребёнка. Видимо, в душе уже похоронил все светлые чувства к бывшей возлюбленной.
***
Ночевать Парашу пустили в общежитие для служащих. Нормальной кровати не нашлось, так что спать она легла на диванчик в раздевалке спортивного зала.
Параша особенно не любила это место, потому что служивые — народ, голодный до женских прелестей. С такой стрессовой работой денег и женщин всегда недостаточно.
Но в этот раз деваться было некуда. Конечно, можно было снять койку в хостеле или комнату где-нибудь, но это надо ещё искать, чтобы было недалеко от работы, звонить… А с Парашиным осипшим голосом и убитым настроением легче броситься под поезд.
***
На следующий день Параше снова предстояло проводить допросы у заключённых, которые были замешаны в одном возобновлённом уголовном деле. Работёнка и без того противная, но в этот раз расшатанные Парашины нервы не выдержали, и она от души отметелила зека, который, вместо имени-отчества или звания, обращался к ней "сладенькая".
За проступок Парашу не понизили в звании, но дали наказание: два месяца стоять с радаром в кустах, на обочине дороги, и штрафовать водителей, превысивших скорость. Работёнка — самое то, чтобы проветрить, а заодно и отморозить мозги.
На самом деле Параша была даже рада такому раскладу. Лучше мёрзнуть, чем перебирать бумажки и составлять протоколы. Так хотя бы не думаешь о всяких там мерзавцах, которые сначала кричат, что любят, а потом выгоняют на мороз с вещами, не дав даже объясниться.
Чем больше работы, тем меньше страданий. Дополнительные смены — лучшее лекарство от хандры. К тому же Параша копила на свадьбу сестры и на самые необходимые вещи для племянницы, которая должна родиться в марте.
***
Две недели пролетели, как парусники в штиль, то есть проползли, истязая и без того несчастную Парашу.
В выходные становилось совсем невмоготу. Уж лучше упахиваться до обморока, чем вспоминать о прошлом и думать-думать-думать…
Каждый день она ждала, что Ян одумается, позвонит или напишет ей, предложит поговорить, но он молчал. Наверняка нашёл ей замену. Да точно нашёл, чего уж там лукавить… Спермотоксикоз — как наркотическая зависимость, ломает не по-детски.
***
В Новый год Параша ловила нетрезвых водителей на кольцевой дороге. Стоял трескучий мороз, и чтобы набрать требуемую норму по штрафам, нужно было почти всю смену торчать на улице.
Парашин напарник откосил от смены в последний момент, якобы заболел, поэтому работать в этот раз пришлось в одиночку.
Новогодних чудес ждать не приходилось, но всё же они случились: удалось-таки тормознуть последнего по штрафной норме нарушителя, которым оказался… тот, о ком Параскева старалась не думать.
Перед тем как подойти к до боли знакомому авто, Параша прокашлялась, чтобы голос не проседал и звучал убедительно.
— Капитан Сташевская. Ваши документы, пожалуйста.
— К-капитан? — неподдельно удивился водитель, но документы протянул.
— Вы превысили скорость на двадцать пять километров в час. Выходите из машины.
— Послушай, я спешу. Может быть, мы по-быстрому договоримся?
— Пройдёмте для заполнения документов в служебную машину, — бесстрастным голосом сказала Параша.
Когда они оба оказались в салоне автомобиля, Ян, в свойственной ему манере, усмехнулся.
— Так вот, значит, кем ты работаешь, — Параша не ответила, продолжила заполнять бланк штрафа. — Зачем было держать это в секрете?
— Дыхните в трубку, — строгим голосом скомандовала она, подставляя к его лицу алкотестер.
— Э-э… Это ещё зачем?
— Стандартная процедура проверки. Дыхните.
Ян дыхнул. Аппарат показал, что алкоголь в крови превышает допустимую норму.
— Вам необходимо будет проехать в отделение. За вождение в нетрезвом виде вы будете лишены водительских прав.
— Ты так шутишь? Разрушила мне жизнь и всё никак не уймёшься?!
— Наш разговор записывается. В случае сопротивления сотруднику полиции или попытки скрыться, вы будете арестованы и отданы под суд.
— Твою мать! — выругался Ян.
Делать нечего — пришлось ехать на освидетельствование и оформлять протокол правонарушения.
По окончании процедуры можно было отправляться к себе — спать.
— Отстрелялась, трудяга? — спросил Анатолий Михалыч, дежурный по отделению, с которым Параскеве приходилось частенько общаться по долгу службы.
— Ага, — коротко кивнула она, не настроенная на болтовню после встречи с бывшим возлюбленным, который стоял в трёх шагах от неё и нервничал, безуспешно пытаясь вызвать такси.
— За двоих теперь работаешь, умница. Тонька на тебя молиться должна, сколько ей ещё ходить-то осталось?
— До марта, — соблюла этикет Параша, так как дядя Толик (так она его называла) относился к ним с сестрой, как к родным.
— Ух, люблю малышей, они такие лапочки, когда маленькие.
— Угу… С Новым годом, дядя Толик, пойду отсыпаться.
— И тебя с Новым счастьем! Может, ребят вызвать, чтобы подвезли тебя?
— Не надо, сама доберусь.
***
На улице Парашу догнал Ян.
— Зачем ты это сделала? — со сквозящей в голосе обидой спросил он.
— Это моя работа. Ничего личного, — и она направилась в сторону офицерской общаги, где ей всё-таки удалось выбить себе койку.
— Довольна ты теперь? Растоптала меня, а теперь ещё поглумилась. В этом вся твоя сучья натура!
Параша снова повернулась к Яну лицом. Он всё ещё был пьян, причём не слегка, а достаточно для того, чтобы взболтнуть лишнего.
— Ты сам себя растоптал, — сказала она грустно, а потом вспомнила, что никогда не была и не будет размазнёй, и добавила. — Потому что ты х*йло последнее!
— Я тебя любил! — неожиданно закричал он и опустился коленями на снег. — Чем я тебя не устроил? Чем этот плешивый ушлёпок лучше меня? Чем?
— Эй, ты совсем идиот? Вставай давай! Ноги себе отморозишь, кто потом за тобой, инвалидом, ухаживать будет?
— Отвали! — он начал
