— Хотя в любом случае, — вскинулся он, — это в каком-то смысле подтверждает достоверность данной истории…
Больше я его не слушала. Я даже не смотрела на него. Чтобы лучше соображать, я прикрыла глаза руками. Теперь-то я все поняла. Словно наконец уловила смысл неясных намеков и сложила воедино куски головоломки. Последним из них было это случайное замечание — оно-то и стало ключом к разгадке.
— Пембертон, — переведя дыхание, тихо сказала я. — Николас Пембертон. — Это имя горело большими буквами перед моими закрытыми глазами, словно на большом киноэкране. Вот где я раньше встречала его. В широковещательных анонсах перед началом фильма. Я распахнула глаза. И громко произнесла:
— «Муха в янтаре». Так назывался тот фильм. А вы Николас Пембертон. Тот самый Николас Пембертон, режиссер фильма. Но, что вы здесь делаете, мистер Пембертон?.. — И прежде чем прозвучал вопрос, я уже сама нашла ответ. — Теперь-то я поняла. Я вспомнила статью в газете. Вы готовитесь ставить новый фильм по роману о том времени… «Лунные всадники», не так ли? — Я с трудом говорила. Казалось, что у меня дрогнул пол под ногами. — И ищете место для натурных съемок, да?
— Да.
— Какой-то старый дом?
— В сущности, я уже нашел его.
— Этот?
— Да.
— Вы хотите сказать, что вам нужен этот дом? Наш дом?
— Откровенно говоря, в этом и заключается идея.
— И вы хотите именно здесь разместить съемочную группу?
Он кивнул.
— Получив дом в полное распоряжение?
— Да.
Я с трудом перевела дыхание. Мне казалось, что легкие превратились в старый ржавый насос и воздух поступает в них маленькими порциями, словно вода с глубины.
— Мистер Пембертон, вы должны понять, что об этом не может быть и речи. Мы здесь живем. Это наш дом и скорее всего, мы не сможем ужиться со съемочной группой. Я должна сказать вам об этом прямо и недвусмысленно. Так что вы впустую теряете время. Моя мать скажет вам, то же самое. — Я решительно взяла поднос, дав понять ему, что разговор окончен, но чашки так задребезжали, что мне пришлось поставить его обратно.
Я увидела, что мистер Пембертон снова извлек свою омерзительную кожаную записную книжку с пачкой писем от моей матери, о которых я как-то забыла. И на этот раз в руках у него оказался какой-то документ официального вида, который он положил перед собой.
— Боюсь, — мягко пояснил он, — что это вы впустую теряете время, мисс Воген. Ваша мать уже даларазрешение на использование этого дома. К нашему взаимному удовлетворению.
Я не вымолвила ни слова в силу простых причин: мне было нечего сказать и у меня перехватило дыхание. В любом случае у меня не было слов, чтобы в полной мере выразить свои чувства. Теперь у меня почва ушла из-под ног, и я не могла отделаться от впечатления, что наш дом медленно оседает. Я была в таком шоке, что, услышав скрип гравия на аллее, нимало не удивилась бы, ворвись сейчас на полном скаку мисс Миранда, окруженная призрачным свечением, видным даже при солнечном свете.
Но звук усилился, и я поняла, что это двигатель автомобиля. Единственным отблеском был солнечный блик на ветровом стекле красного Таниного «мини». Все еще не в силах поверить происходящему, я проводила взглядом мистера Пембертона, который подошел к западному окну, откуда было видно, как Таня и моя мать вылезают из машины. Он положил записную книжку на стол и оперся руками о каменный подоконник.
Отнюдь не из любопытства, а скорее из-за потрясения, с которым смотрят на гонца, принесшего дурную весть, я уставилась на блокнот. Он лежал открытым — на этот раз не на письмах матери и не на официальном документе, а на фотографии обаятельнейшей рыжеволосой девушки.
Еще минуту назад я могла бы поклясться — ничто не в силах смягчить владевшие мной мрачные чувства, смешанные с гневом. Но при виде фотографии это случилось. Не потому, что неизвестная была самой красивой девушкой из тех, кого мне доводилось видеть. А потому, что она каким-то невероятным образом напоминала картину, висящую на галерее менестрелей. Картину, на которой была изображена мисс Миранда.
К сумеркам битва за Холлиуэлл-Грейндж завершилась. Потому что, по сути, она и не начиналась. Я была обезоружена: все мои доводы сошли на нет, когда я увидела выражение лица матери. В ее глазах читалась странная смесь нежной материнской заботы и торжества, с некоей долей разочарования. Такое выражение бывает у родителей, когда, преподнеся ребенку дорогой подарок, они обнаруживают, что любознательный отпрыск уже заглянул в коробку.
— Как ни странно, мама ожидала от нас обеих выражения искренней радости. — Я сидела на краю Таниной постели, а она, примостившись у туалетного столика, возилась с новой пудрой «Ля Помпадур». За распахнутыми окнами стояла теплая душистая ночь, где-то вдалеке послышался гром.
— Что я ей и выразила, моя любимая сестренка. Я была просто потрясена! — Таня нанесла пятнышко тона на кончик своего безукоризненного носика и склонила голову набок, чтобы оценить эффект. — То была блистательная идея. И подумать только, она все держала при себе! Я прямо вижу, как она вырезает газетное объявление и пишет ответ. И ни словом не обмолвилась! Кто сказал, что женщины не умеют хранить секретов?
— Она всегда втягивала нас в свои великие проекты, не так ли? — тихо сказала я.
— Еще бы! А как увлеченно она читала колонки частных объявлений! И еще каталоги.
— Помнишь, когда у нас появилась Леди Джейн? Тоже в результате объявления в частной колонке. Мы и знать ничего не знали, пока ее не доставили. Помнишь?
— Мне ли это забыть? «Отдаем в хорошие руки, — процитировала она, — прекрасную серую кобылу. Ходит под седлом и в упряжи. Требует особого обращения». Мы даже не знали, как к ней подойти. Но, в общем мы с ней справились. Или, точнее, ты. — Милые синевато-зеленые глаза Тани, лукаво поблескивая, смотрели на меня из зеркала. — Будем надеяться, что ты столь же быстро справишься и с этой командой киношников.
— Думаю, им потребуется несколько иное обхождение.
— Им? — с невинным видом переспросила Таня. — Или ему?
Но я не клюнула на эту наживку. Я спросила, помнит ли она, как мама купила нам на Рождество большие куклы, которые умели ходить и разговаривать. Раздобыла она их задешево, поскольку игрушечный магазин крепко пострадал из-за пожара.
— Господи, конечно. Я тогда надеялась получить губную помаду и маникюрный набор, а ты хотела уздечку с трензелем и какую-нибудь упряжь.