Потом Мишель отвозит Селестена в коллеж и едет в свою контору. «Гранд Жюст» — знаменитейшая в Париже юридическая фирма мэтра Ванве. Вам наверняка приходилось слышать об этой необыкновенной личности. Так вот, мэтр Ванве — патрон моего Мишеля, кстати, Мишель уже входит в совет директоров. Мы с Селестеном очень гордимся этим, хотя наш мальчик и не собирается продолжать дело отца. В общем-то, еще рано говорить об этом, но, скорее всего, Селестена ждет научная карьера. Вероятно, филология или даже древние языки. Только не подумайте, что наш Селестен — безвольный «домашний» сыночек. Ничего подобного! Вполне современный парень, активно экспериментирующий с прической и цветом волос, и к тому же капитан команды коллежа по волейболу. Надеюсь, вы поняли, какого он у нас роста?
По субботам мы все вместе ходим на каток, между прочим, с компанией Селестена. А субботние вечера — по субботам мы ужинаем поздно, иногда в ресторане, — Мишель нередко провидит вместе с ним и его друзьями в боулинге. И, честное слово, друзья Селестена в восторге от его отца! Они зовут его «папаша Сарди» и ставят в пример своим родным папашам. Мишель рассказывает мне — естественно, под страшным секретом, — что мальчишки делятся с ним своими проблемами. В основном это разводы родителей или появление «новых» матерей и отцов. Они доверяют «папаше Сарди» больше, чем кому-либо другому из взрослых.
Знали бы они, что натворил этот примерный семьянин! Нет, нет, мадам Сарди! Думать только о хорошем! К вашей проблеме подключилась верная Эдит, все будет в порядке!
Да, именно, в порядке — о'кей! — как сейчас принято говорить, копируя лексику героев пошлого Голливуда. Скажете, что наша образцовая семья тоже со стороны выглядит пошло, архаично, что в европейских городах, тем более в столицах, давно покончено с понятием семьи? Говорите, что хотите, но кроме зависти в ваших репликах я не расслышу ничего!
Так вот, о хорошем. По воскресеньям, независимо от погоды, и даже если у Мишеля куча дел, с которыми нужно ознакомиться срочно, к понедельнику, а у Селестена не выучена латынь или не написан доклад, скажем, по биологии и тоже к понедельнику, мы хотя бы час-другой гуляем в Булонском лесу, благо живем совсем рядом. Одно время мы пристрастились ходить на бега…
— Мам, — сказал Селестен, — кажется, папаша Сарди приехал. — Мы тоже называем так Мишеля между собой. — Слышишь, открываются ворота?
— Не только слышу, но и вижу. — Я выглянула в окно. Машина Мишеля уже заезжала в гараж; автоматика неторопливо закрывала за ней ворота.
— Мам, ну не стой у окна! Быстро зажигаем свечи, гасим свет и садимся за стол! Ты управляйся здесь, а я проложу «дорожку»! — Сын побежал в гостиную.
От входной двери через всю гостиную до кухни мы уже расставили на полу плавающие свечки в плошках с водой — «дорожку в подземное царство». То есть наш папа открывает дверь и попадает в темный дом, светятся только влажные огоньки на полу, которые и приведут его «на пир в подземелье». Эту игру мы с Селестеном придумали, когда он был совсем маленьким, а его отец еще не работал у пунктуального мэтра Ванве и частенько задерживался в конторе. Честно говоря, когда сын вступил в переходный возраст, я немного побаивалась, захочет ли он продолжать играть в «подземное царство»? Но огоньки в темноте вызывают восторг не только у маленьких детей. И романтическому ощущению жизни нисколько не мешает ни серьезное отношение к учебе — а Селестен порой даже чересчур усердно корпит над учебниками, весь в отца. Ни рациональный взгляд на многие явления окружающего мира. Что уж тут говорить о его крашеных волосах и подвергшемся пирсингу ухе…
Мишель явился с цветами. Это были лилии. Точнее, пять цветков на одном стебле. Конечно, его поступок можно расценить по-разному: и как проявление телепатии между нами — возможно, он почувствовал, что сегодня я сообщу ему нечто неординарное, и как выражение ощущения собственной вины. Хотя, в сущности, Мишель именно такой — он знает, что я люблю цветы, вот и дарит их мне без всякого повода. Не забывайте, мы, как-никак, образцовое семейство!
— Супер, папа! — восхитился Селестен. — Белые цветы к белой сервировке! — У нашего сына отменный вкус. Кто знает, может быть, в нем кроется вовсе не филолог, а дизайнер или даже выдающийся кутюрье… — Как ты угадал?
— А как вы угадали, что к белым лилиям потребуется синяя скатерть и… — Мишель заглянул под серебряную крышку.
— Зайчатина, — подсказала я.
— Да, зайчатина?
— Легко, папаша Сарди. — Селестен, комично изображая бывалого человека, похлопал отца по плечу. — Просто мы тебя любим. Правда, мам? Мы любим нашего бестолкового папашу Сарди?
Они оба смотрели на меня. В теплом свете свечей лицо Селестена казалось значительнее, а лицо Мишеля — моложе.
— Очень, — поспешно согласилась я.
— Вот видишь, — развел руками Селестен.
— А вы ничего не скрываете от бестолкового папаши Сарди? — лукаво-обиженно поинтересовался Мишель. — У вас вид заговорщиков.
— Это ты скрываешь от нас с мамой кое-что, — подкашлянул Селестен.
— Что же? — Или мне это показалось, или Мишель действительно напрягся. — Что я скрываю?
— Во-первых, дыню. Я видел, как ты оставил ее у входной двери, а во-вторых, ты до сих пор не признался, что любишь нас с мамой.
— Боже мой, Селестен! — не удержавшись, фыркнула я. — Ты прямо как маленький!
— Почему, мам? Папа должен сказать. Так полагается. Он всегда сообщает нам эту новость, когда приходит с работы.
Неожиданно Мишель застучал вилкой по фужеру.
— Тише, дамы и господа! Папаша Сарди просит слова!
Мы с Селестеном переглянулись и одобрительно закивали.
— Да, что уж скрывать, папаша Сарди очень любит свою жену Полин и своего сына Селестена… — Веселые глаза и исключительно серьезный тон. — И смеет надеяться, что они дадут ему кусочек зайца. — Мишель скромно потупился и более симметрично расположил столовые приборы возле своей тарелки.
— Дадим ему, мама?
— Конечно, давно пора, пока все не остыло окончательно. — Я сняла крышку с жаркого.
— Боже мой, наконец-то! — Мишель потянул носом. — Папаша Сарди так проголодался!
— Можно, я сам открою шампанское? — спросил Селестен.
— Извольте, господин сомелье, — кивнул Мишель. — А я провозглашу тост за нашу, лучшую в мире, семью!
Мы какое-то время молча наслаждались зайчатиной, отрываясь лишь для того, чтобы сделать глоток «за лучшую в мире маму», «за лучшего в мире папу», «за лучшего в мире сына»…
— За лучшую в мире дочь, — сказала я.
Мои мужчины замерли с бокалами в руках. Я добавила:
