уснула. Когда проснулась, рядом стоял восхитительный букет из девяти пышных красно-желтых роз – это он оставил. Может, потому и говорят, что он так хорош собой: не потому, что он так выглядит, а из-за того, что делает?
С Ноябрем мы медитировали на луну, прочищали чакры и открывали третий глаз. Было щекотно и не совсем понятно, зачем мы этим занимаемся, но однажды я вдруг поняла, что вишу в воздухе и вижу, какая у Ноября красивая золотистая аура. От удивления я тут же шлепнулась на пол, но сразу же без труда смогла снова подняться над полом.
Я не могла разобрать лица Декабря – он все время ускользал от меня полупрозрачным расплывчатым пятном. Кто ты? – спрашивала я его, но он молчал. Я висела в воздухе в своем розовом платье, которое так и не выбросила, и перебирала в ладони мелкие крупинки мака, когда вдруг поняла. И увидела. Наверное, именно таким должен был быть Октябрь. Только у моего Декабря еще были ум Февраля и аккуратность Марта, остроумие Января, непосредственность Апреля, артистичность Мая, разумность Июня, волнующая привлекательность Июля, утонченность Августа, деловые качества Сентября, и он был столь же духовно развит, как Ноябрь.
Так вот ты какой, Декабрь!
Ты сама хотела, чтобы я был таким, сказал он.
Но тогда я хочу, чтобы ты никогда не кончался! – говорила я, смеясь и не веря ни единому его слову.
Все как ты хочешь, говорил он улыбаясь, и мое сердце сжималось от предчувствия близкой разлуки.
Когда в Новый год били куранты, я стояла зажмурившись. Но только он никуда не исчез, мой Декабрь. Понимайте как хотите, я и сама не знаю, как это произошло, но у меня все получилось.
Ночью снилось странное, как будто наконец-то стало понятно, что нужно делать, хотя за всю ночь так и не удалось ни на минуту сомкнуть глаз. Утром солнце взошло на западе и весь день двигалось на восток. Время на дисплее электронных часов отличалось от времени, которое они проецировали на стену, на тридцать четыре минуты и пятнадцать секунд. За стеной у вечно ссорящихся соседей вдруг стало тихо, а давно засохший цветок неожиданно пустил ростки.
Очень нужно было кому-то позвонить, но все номера в телефонной записной книжке оказались перепутаны с именами и фамилиями, поэтому пришлось набрать первый попавшийся номер. И вдруг это оказался тот самый человек, которого хотелось услышать. Он должен был отказаться от встречи, но неожиданно согласился: на станции метро Октябрьская в три часа дня. В три часа дня, если смотреть на светящиеся на стене цифры, или три часа по электронным часам? В любом случае лучше было выйти пораньше. Надо было обязательно выйти пораньше.
Из крана с горячей водой лился черный кофе, из крана с холодной – молоко. Если включить их вместе, получался очень вкусный капучино, но умываться этим было нельзя. На улице шел дождь, но дома не оказалось ни одного тазика, и пришлось расставить на балконе чайные чашки, узкие бокалы для шампанского и плоские тарелки. Дождь весело тарабанил по посуде, солнце сверкало в каплях, катившихся по хрусталю и фарфору. От воды на коже и волосах остались золотые искры, их можно было отряхивать бесконечно, но они все равно блестели и переливались даже в темноте.
Чтобы постирать платье, воды не хватило, поэтому пришлось стирать его в кофе с молоком. Из белого оно превратилось в бежевое и стало пахнуть кофе, сливками и корицей – его любимые запахи. Он – баристо. Он умеет готовить самый вкусный в мире кофе.
Дождь все еще шел, но платье, волосы и туфли оставались сухими. Луж тоже не было, асфальт податливо пружинил под ногами. Никак не загорался зеленый свет, и пришлось идти на красный. На другой стороне улицы захотелось остановиться перед киоском и купить шоколадку. Нет, лучше фруктовые леденцы. Или, может, просто воды? Мороженое!
По дороге к метро вспомнилась первая встреча с ним. Он был слишком молод, слишком честолюбив, был слишком уверен в том, что знает, как надо правильно. Он осуждал беспечность, необязательность и легкомыслие. Ему не нравились люди, которые опаздывают, которые проливают сок на его белые брюки, которые могут проснуться среди ночи и пойти гулять и которые наедаются перед званым ужином, но ему пришлось с этим мириться. Он мог быть счастлив только с одним человеком – он понял это тогда, на первой встрече. Но однажды он решил, что ему будет лучше без этого.
И снова красный свет. Вдруг раздался визг шин, машина не успела затормозить и… прошла сквозь платье, пахнущее корицей, сквозь шоколадное мороженое, смуглые руки в золотых искрах, стройные ноги, после этого наконец остановилась. Ее крыша, капот, крылья оказались присыпаны мелкой, сверкающей на солнце пылью. Водитель выглянул в окно и выдохнул с облегчением. Вытер рукой лоб, после чего снова взявшись за руль потихоньку тронулся и поехал дальше. Времени оставалось совсем мало, и нужно было спешить.
Электронный циферблат в метро показывал 15:33:14. «Следующая станция Октябрьская», – объявила диктор и двери вагона закрылись. Поезд тронулся и поехал в противоположную сторону. Никто из пассажиров ничего не заметил. Пересесть на другой поезд и проехать две станции назад займет как минимум минут пятнадцать – он не будет ждать так долго.
Электричка остановилась на станции Октябрьская. На часах было 14:58:59, и он стоял посреди станции с розой в руках. Роза была цвета кофе с молоком и пахла корицей.
«Дома не было воды, часы неправильно показывали время, по дороге к тебе меня сбила машина».
Он не поверил. Он никогда не верит.
Но он может быть счастлив только с одним человеком.
Они вместе летели в самолете. Она слушала его песню, а он читал ее книгу. На самом деле он был актером, а не певцом, и ей больше нравилось, когда он говорил, а не пел, но именно эта песня была замечательная – она слушала ее уже раз двадцатый.
Было странно, что он читал ее роман. Обычно для того чтобы книга заинтересовала мужчину, она должна быть написана мужчиной, а она при всех своих талантах не могла похвастаться еще и этим. Она все-таки была женщиной и с некоторых пор даже начала получать от этого удовольствие, наверное, с тех самых, когда оказалось, что все цели достигнуты: книги изданы, деревья посажены, дом построен. Правда, сына не было, зато были муж и
