к ней. Отлично. Ей не нужно было признаваться в этом. Исаак знал. Он всегда знал, о чём думает Ноэми, иногда даже раньше, чем она сама.
Она скучала по нему. Она хотела вернуть то, что было между ними.
Это не имело значения. Это не могло иметь значения. Исаак долгие годы был её маленьким грязным секретом, и он никогда не вернётся к этой роли, даже ради того, чтобы удержать её в своей жизни.
Может быть, пришло время изменить правила, разрушить их ожидания до основания и пересмотреть будущее. Это могло и не сработать. На самом деле, он был чертовски уверен, что всё рухнет у него на глазах. Что значат три дня перед лицом пожизненной обусловленности?
Он не узнает, пока не попробует.
Исаак схватил Ноэми за бёдра и дёрнул к краю кровати. Тем легче будет добраться до неё. Он просунул руки ей под попку и поднёс к своему рту. Первая дегустация неё… Чёрт, но её вкус всегда сводил его с ума. Он жадно облизывал её, подгоняемый её криками удовольствия и тем, как её пятки впиваются в его плечи. Она была мокрой от предыдущего оргазма, и он трахал её языком, желая быть ближе, чтобы оставить свой отпечаток на её коже.
Он приподнялся, чтобы обхватить губами её клитор, слегка посасывая, дразня.
И Ноэми, его упрямая, драгоценная Ноэми, потеряла последний из своих фильтров. Она закинула руку за голову, чтобы поправить одеяло, её глаза горели голубым огнем и желанием, губы шевелились, когда с них срывались греховные слова.
— Это всегда был ты, Исаак. Чёрт возьми, но для меня это всегда был ты.
Боль в груди усилилась, вызванная осознанием того, что она, возможно, говорит ему самую сокровенную правду, но как только удовольствие пройдёт, это ничего не изменит.
Это не имеет значения. Теперь это правда, и к чёрту всё остальное.
Он посасывал её клитор сильнее, впиваясь зубами в чувствительный комочек нервов, и Ноэми выгнула спину.
— О, блядь, не останавливайся. Заставь меня кончить, детка. Ты знаешь, как мне это нравится.
Да, он это знал. Он действительно, чёрт возьми, это знал.
Исаак продолжал натиск, всё это время наблюдая за ней, ожидая того самого момента, когда её захлестнет оргазм. Ноэми никогда не выглядела более дикой и искренней, чем в момент оргазма, и он привык жить ради тех моментов, когда с неё срывались маски.
Прямо. Как. Сейчас.
Она кончила с его именем на устах, самым прекрасным из того, что Исаак слышал за долгое время. Он знал, что не стоит ожидать, что она будет удовлетворена этим. Не его Ноэми, жаждущая каждого мгновения наслаждения, нуждающаяся в том, чтобы каждое мгновение, проведённое с ним, было наполнено воспоминаниями, как будто это могло оградить её от реальности, к которой она всегда предпочитала возвращаться.
Ноэми вывернулась из его объятий и приподнялась, чтобы завладеть его ртом. Она обвила его руками, впиваясь в губы, словно наслаждаясь своим вкусом на его языке. Исаак позволил ей приподнять его и уложить на спину. Она прикасалась к нему повсюду, каждое движение было наполнено отчаянием, с которым могло сравниться только чувство, взрывающееся внутри него. Он провёл руками по её спине, чтобы обхватить её зад, прижимая её киску к своему члену. Было бы проще всего на свете немного приподнять её, изменить угол наклона, скользнуть внутрь…
Черт возьми.
— Надень презерватив, Ноэми. Если только ты не хочешь, чтобы я трахнул тебя без него.
Она заколебалась. Ноэми действительно заколебалась, прежде чем встряхнуться.
— Точно. Презерватив. Конечно, ты прав.
Потому что они больше не были верны только друг другу.
Исаак мог бы сказать ей, что прошёл чёртов год с тех пор, как он перестал вспоминать о ней, он мог бы упомянуть, что с тех пор прошёл тестирование и оказался чист, он мог бы сказать много чего. Но это вызвало бы ответную реакцию с её стороны, и, несмотря на всю его болтовню, он не мог смириться с мыслью, что она покинула какую-то чертову государственную постель, чтобы приехать к нему во дворец. Она была самостоятельной женщиной, но некоторые вещи просто не стоили того, чтобы о них знать.
Она разорвала упаковку из фольги и отодвинулась достаточно далеко, чтобы натянуть презерватив на его член. У Ноэми перехватило дыхание, как и всегда, когда она проделывала это раньше. Эта небольшая задержка дыхания сразила Исаака наповал.
К черту всё это, но он никогда не переставал любить её.
Он стиснул зубы, чтобы не выдать своих проклятых слов. Если бы это было прощание, то оно вошло бы в книгу рекордов. Исаак провёл рукой по центру её тела, между грудей, по животу, обхватив бедро.
— Оседлай меня, Ноэми. На эту ночь мой член в твоём распоряжении. Не дай ему пропасть даром.
— Никогда. — Она просунула руку между ними и отрегулировала угол, чтобы он оказался у её входа. Она положила руки ему на грудь и плавным движением опустилась на него. Её глаза закрылись, и Ноэми, казалось, заставила себя открыть их. — О, Исаак.
Он знал, что она имела в виду. Это было слишком хорошо, слишком идеально. Должен был быть какой-то признак того, что всё кончено, что это отличается от всего, что было раньше, что они больше не принадлежат друг другу.
Напротив, это было так же хорошо, как и всегда, их тела двигались вместе в ритме, таком же естественном, как дыхание.
Ноэми повела бёдрами. Она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел, с кожей лунного цвета и сияющими светлыми волосами, словно какая-то небесная богиня вошла в его жизнь и озарила его своим сиянием. Пять лет он провёл, молясь у алтаря Ноэми, и даже в самые мрачные дни не мог вернуть назад ни секунды из этого.
Он сместил хватку, чтобы прижать большой палец к её клитору. При каждом прикосновении она тёрлась о его тело, и её хриплый стон был музыкой для его измученной души.
— Скажи, что ты скучала по мне, Ноэми.
— Я скучала по тебе, Исаак.
Он бы отдал почти всё на свете за то, чтобы услышать, как она произносит его имя, когда его член погружается в неё.
Было так чертовски приятно чувствовать, как она прижимается к нему, видеть удовольствие, написанное на её лице, и знать, что он был тому причиной, слышать эти чертовски сексуальные стоны, которые она издавала каждый раз, когда её клитор касался его большого пальца.
Исаак пытался взять себя в руки, но они с контролем не
