её.
– Так она ушла уже.
Коза такая.
– Без моего разрешения рабочее место не покидать.
На свидание с мачо убежала Милана Пална, как пить дай.
– Огнева Вам тут кое-что оставила, – мнется Женя.
– Что?
– Вот, – протягивает одну из распечатанных мною фоток.
Не угадала. Это не я.
Усмехаюсь и иду к себе.
– А с этим что делать? – спрашивает секретарша растерянно.
– Можешь забрать себе.
Прежде чем скрыться за дверью, успеваю заметить улыбку на её лице. Еще одна фанатка мужских торсов.
Снимаю пиджак и сажусь за стол. Захожу в базу данных и ищу номер Палны.
Набираю цифры и слушаю равнодушные гудки.
– Алло, – раздается стервозный голосочек в трубке, когда я уже хотел скинуть.
– Милана Павловна, кто Вам разрешил покидать рабочее место? – спрашиваю железным тоном.
– Ой, а кто это?
– Адам Богданович беспокоит. Где ты, мать твою? – спрашиваю ласково.
– Вы ошиблись номером, грубиян.
И кладет трубку.
Смотрю на сброшенный вызов и подвисаю. Охренеть и не встать, ей босс лично звонит, узнать, почему прогуливает работу, а тут такие пироги!
Набираю еще раз. Жду, выстукивая пальцами по столешнице.
– Да, Адам Богданович?
– Значит, не ошибся, – скрежещу зубами. – Ты где есть, Пална?
– Туфли отправилась покупать. Вы ж сами велели.
Брешет. Я прям чувствую по голосу ложь.
– Окей. В понедельник с утра посмотрим, что ты там купила. Как тебе подарочек? Понравился?
– Мм, если Вы о голых мужиках, которыми обвешали мой кабинет, то – нет.
– А вот врать не надо.
– …
– Кстати, ты ошиблась. Когда придешь после уикенда на работу, открой верхний ящик в столе. Всего доброго, Огнева. И это был первый и последний раз, когда ты втихаря улизнула с работы. Я не отец, и буду наказывать жестко.
– А…
Не дослушиваю её оправдания и отключаюсь. Распустил отец персонал – это сразу видно. Ничего, воспитаю под себя. Особенно наглючку Огневу.
***
Милана
А ничего, что я отпрашивалась еще у Богдана Александровича на сегодняшний день? Я честно пыталась предупредить Гада, что мне нужно уйти, но его не было на месте.
Дело в том, что сегодня моя очередь ухаживать за мамой. А последний автобус отходит в 5 вечера. Так что иных вариантов нет, кроме как уйти в пятницу пораньше.
Захожу в дом, пропахший лекарствами, снимаю куртку и вешаю на крючок.
На кухне моя старшая сестра Нина пьет чай и скролит новостную ленту на смартфоне. Рядом её сын зависает в планшете. Мама спит в своей комнате.
– Милка приехала! – радостно вскликивает Игорек.
– Тихо ты, бабушку разбудишь, – цыкает на него сестра.
– Милка, ты мне чупа-чупсы купила? – шепотом спрашивает племянник.
– Зубы побереги, они тебе еще пригодятся, – подмигиваю и взъерошиваю ему волосы.
– Нуу, так неинтересно, – тянет разочаровано.
Достаю из сумочки кислых червячков и вручаю мальчику. Он хватает пакетик и радостно прыгает на одной ноге.
– Руки не забудь помыть, – напоминает ему Нина.
– Как мама? – спрашиваю у сестры.
– Нормально. Мы начали новый роман читать, я закладку оставила на нужной странице. Ей нравится.
– Хорошо, почитаем, – отвечаю нарочито бодро.
– Ну, я тогда пошла, – встает с места Нина.
– Конечно, иди, дорогая. Отдыхай.
Нине приходится всю неделю быть при больной маме, а я только по выходным приезжаю, потому что работаю. У сестры есть муж, и он все понимает. Привык, что жена всю неделю живет у родительницы.
Делаю себе чай и думаю о Годунове. Не уволит меня случайно за побег с работы без разрешения его Величества? Как бы я ни хорохорилась, но мое место мне дорого. И всё было гладенько на работе, пока не появился Адам.
Если бы не моя выходка возле туалета при первой встрече, он бы даже не обратил на меня внимания. И тогда мне бы жилось спокойно. А так, я его уязвила. Язык, как помело, блин. Ничего не могу с собой поделать! Даже по телефону его отшила. Просто не люблю выражение «мать твою».
Когда слышу, вспоминаю про маму, и мне становится больно и неприятно.
Слышу, что мамуля проснулась, и спешу к ней. У нее мышечная слабость рук и ног после перенесенного инсульта, но разум и речь в порядке.
– Привет, мамулечка! – наклоняюсь и целую роднулю в щечку.
– Милочка, здравствуй. Как твои дела? Что нового на работе?
И я рассказываю маме о Бокомданном гендиректоре. А она внимательно слушает.
Подношу кружку к ее губам и даю ей напиться.
– Мне кажется, что между вами проскочила искра, – заключает мама.
– Скажешь тоже! – фыркаю. – Не сошлись с первого же дня. По моей вине, конечно, но что уж теперь.
– Ты у меня красавица, грех такую не полюбить.
– Для мам их дети всегда самые красивые, – умничаю. – Почитать тебе роман?
– Нет, лучше еще расскажи про этого Адама, – просит мамуля.
А про торсы, которые висят по всему кабинету, рассказать? Мама у меня мировая женщина, поймет. Но нафантазирует себе невесть что. Подумает, что у нас намечается роман. Как потом её убедить, что ничего между нами нет и быть не может?
Выходные пронеслись стремительно. Я обожаю проводить время с матерью. В отличие от многих лежачих больных, она ведет себя непринужденно и никогда ни на что не жалуется.
Мы делаем физические упражнения, готовим еду, красим волосы в её любимый блонд. На ночь читаю ей роман и неожиданно сама залипаю на сюжете.
Как на грех, в нем идет речь о любовной связи между начальником и подчиненной. При некоторых сценах натурально краснею, все-таки маме читаю вслух, а тут такие красочные сцены.
Значит, я ошиблась с фоткой и на той, что я выбрала, изображен не Гадунов. Что он подкинул мне в ящик стола? Меня прям распирает от любопытства. Как дожить до понедельника?
Автобус следует рано утром, и я даже не успеваю забежать домой. Конечно, никаких туфлей на мне не будет сегодня, уж прости Бокомданный, как-нибудь в следующий раз.
Отпираю кабинет и невольно улыбаюсь, смотря на развешанные повсюду торсики. К выходу Серафимы Ивановны сниму всё это непотребство, а то её хватит удар, во что я превратила кабинет.
Сажусь за стол и тихонечко открываю первый ящик, как он велел по телефону. Внутри лежит фотка 10х15, без рамки. И на ней изображен Адам.
Но, боже мой, какое это фото!
Он лежит на кровати, едва прикрытый белой простыней. Обе руки он небрежно держит на затылке, выставляя напоказ шикарную грудь и плоский живот.
У меня перехватывает дыхание. Я залипаю, забыв, где нахожусь. Адам смотрит в кадр чарующим взглядом, от