родов Натэлла очень долго восстанавливалась, поэтому у нас и поселилась Шуша. Она взяла на себя все заботы по хозяйству, оберегала Натэллу, ухаживала за Артуром. Все было хорошо… Пока моей любимой жене, спустя десять лет, не ударило в голову родить второго. Как я ни старался отговорить ее и избежать этого, она забеременела. Еще на ранних сроках врач сказал, что беременность многоплодная и Наталья не сможет выносить детей в силу особенностей ее организма. Нужно делать аборт… Я не знаю подробностей и не смогу объяснить сейчас почему, никогда не был силен в медицине и ее терминологии. Она ревела, переживала, но уступила настойчивым советам врача и моим еще более настойчивым уговорам… Прошло месяца четыре со времени операции… Мне пришлось уехал в Ереван… В то время я уже пытался открыть сеть своих кафе в Кисловодске и Ереване. Я не преследовал свою идею, как говорила Натэлла… Нет… Я делал это только для нее и для сына, для их благополучия. Для себя — я мог бы всю свою жизнь проработать поваром и был бы счастлив, свою профессию я любил… В Ереване были назначены деловые встречи. Конечное, что могла увидеть Натэлла приехав ко мне в тот злополучный вечер: два мужчины… две женщины… гостиница… вечер… стол… на столе выпивка и закуска… Она вспылила… Хлопнула дверью. Но, клянусь, это не было свиданием… Да, я не пошел за ней. Но, Артур не знал характер своей мамы. С ним она всегда была нежная и любящая. Со мной — она была разной, характер у нее был взрывной… Я знал, она должна остыть… Решил, через два дня приеду в Кисловодск и все объясню. Ее убедить и успокоить можно было только лаской. Она любила мои руки… Думал, приеду, приласкаю, все объясню, во всем спокойно разберемся… Приехал и … увидел пустую квартиру. На столе записка: «Не ищи. Ты теперь свободен. Развлекайся»… Было горько, больно и обидно… Наступила пустота… Артур говорит, я не пытался их вернуть. Пытался…, но, увы, моя любимая женщина была непреклонна… Если бы я не любил Натэллу, женился бы на другой, вокруг всегда вилось много красивых, свободных, доступных. Но я любил ее, любил, люблю и буду любить… Вот такая печальная история нашей любви, дочка.
Ваграм Ашотович замолчал. Молчала и я. Я не знала, что сказать. Пазл не складывался. Где здесь предательство? Предательство в чем? Что называла предательством Натэлла? Или это был просто сон и игра моего больного воображения? Что она рассказывала Артуру? Вопросов было больше, чем ответов.
— Извините, Ваграм Ашотович. Я думала, что мне это хоть немного поможет, но я еще больше запуталась.
Он впервые обнял меня, по-отцовски, нежно, как дочь. Меня в детстве так обнимал папа, когда мне было больно. Я уткнулась в его плечо, по щекам потекли слезы.
— Мария, только не плач. Артур убьет меня, если узнает, что я довел тебя до слез.
— Смело можете сказать, что виновник моих слез он сам. Я не знаю, что мне делать, как мне поступить… Я люблю его… Но мне ужасно больно… Как жить с этой болью…дальше…я еще не знаю. Я так люблю его руки, его губы, но сейчас каждое его прикосновение вызывает боль, но и без них я не могу… Без него меня не существует… Душа мертва… Только оболочка…
— Машенька, я даже не знаю, что тебе сказать, дочка, что посоветовать. Не было бы детей и не будь Артур моим сыном, посоветовал бы пожить отдельно. А так… Знай одно, вас я не брошу. Ни тебя, ни малышей. Попытайтесь поговорить с Артуром… поговорить честно и откровенно. В разговоре рождается истина…
Мы еще долго стояли молча и смотрели в окно.
— Что-то Билал задерживается, он должен сменить меня в этой палате, — отец посмотрел на меня. — Иди, дочка, умойся. Заплаканная вся. Никто не должен видеть твоих слез. Особенно здесь.
Я сходила, умылась. А потом отец бросил такую фразу:
— Я не знаю, почему Артур так доверяет Билалу. Про ваши отношения уже вся больница говорит.
— Про наши? — удивилась я. — Ваграм Ашотович, больница может говорить только про отношения Билала ко мне, но не про наши.
— Билал тебя любит. И он это не скрывает. Билал, так же, как и Артур, не уходил из больницы с момента твоего поступления и до перевода в это отделение. Артуру тяжело на это смотреть.
— Теперь пусть смотрит. Раньше Билал себя так не вел и никогда себе этого бы не позволил. Это великое чудо, что он оказался рядом. Я обязана ему жизнью и не только своей. Да и Артур тоже. Хотя… — я не стала продолжать свои мысли, оставила их при себе.
Для себя решила, пусть Артур знает, что на свете есть мужчины, которые меня любят и мною восхищаются. Хочется ревновать, теперь пусть ревнует. Захочет уйти — пусть уходит.
Вскоре пришел Билал, как всегда веселый, улыбающийся. Ходячий позитивчик. Поздоровался с Ваграмом Ашотовичем, поцеловал меня в щечку.
— Что, сестренка, завтра домой? Сбежишь от меня? Буду скучать.
— Ты будешь приходить к нам в гости. И помогать мне с малышами. Можешь даже каждый день. Я всегда рада тебя видеть. Ты мой Ангел-Хранитель.
Ваграм Ашотович ушел. Мы остались одни.
— Билал, я хочу кофе. Мне же уже можно. Ведь можно?
— Можно, Машенька. Сейчас принесу, — он вышел из палаты и через пять минут у меня в руках была чашка ароматного горячего кофе.
Мы сидели и пили кофе с моим любимым горьким шоколадом. Как всегда, с Билалом было весело и спокойно. Он рассказывал про Дагестан, про своих сыновей. Он ездил домой на новогодние праздники. Очень хотел забрать семью в Питер, но Роза отказалась ехать. Родня настаивала, чтобы он вернулся домой. Пока решили оставить все как есть.
— Билал, мне сказали, что ты после моей операции сутки не отходил от постели, а потом неделю жил в больнице. Это правда?
Он улыбнулся, глаза покрылись грустью:
— Да, Маша.
— Почему? Зачем?
— Я же сказал тебе, что всегда буду рядом. Вот и был рядом. Первые сутки сидел у твоей постели и молил Аллаха, чтобы он не лишил меня радости видеть твои голубые глаза. Он услышал мои молитвы, кризис миновал. Затем я боялся оставить тебя с Артуром, вдруг он уйдет, а тебе станет хуже. Потом боялся, что в палату могут зайти те, кто не должен туда заходить. Да и нужно было отпускать Артура в родильное отделение покормить малышей. Ночью уходил в хирургию на несколько часов
