Он передал ей бокал с шампанским. Их пальцы снова соприкоснулись.
– Мы с тобой договоримся. Если ты действительно не имеешь никакого отношения к пропаже ожерелья, то ты можешь подсказать, как его найти. Например, ты можешь вспомнить какую-нибудь важную деталь того дня, которая ускользнула от нас. Ты ведь была последней, кто его брал и видел. Кроме Марии, конечно. Но служанка не в счет, как мы уже выяснили.
Итак... Гейб собирался и дальше играть с ней. И не у кого просить защиты. Хотя его последнее предложение содержало в себе больше смысла.
Может, он решил, что ей стоит доверять? Кто разгадает его замыслы? Тем более что по его каменному лицу ничего не скажешь.
– Я не... – начала, было, она, но Гейб ее перебил:
– Только дай мне ответ, Сара.
– Так значит, выбора у меня все же нет?
– Вот именно, – подтвердил он.
– В таком случае, лучше быть пленницей, чем притворяться, будто я помогаю тебе, выдумывая не существовавшие подробности того дня, – сказала она весьма саркастично. – По крайней мере, так будет честно. Любопытно, что произойдет по истечении недели, когда выяснится, что я ничем не могу быть тебе полезной?
– Ты уедешь и вернешься к своей работе.
Как бы не так! У нее теперь нет приличной работы. И все из-за него! Однако Саре пришлось взять себя в руки.
– Хорошо. Договорились.
Гейб поднял бокал и процедил:
– За то, чтобы ты вспомнила.
Но и Сара не осталась в долгу:
– За правду!
– Вот именно. – Гейб передернул плечами. – Я всегда пью за правду, как бы тяжело ни было ее принять.
Шампанское хоть как-то облегчало ее душевные страдания. Любопытно, почему Гейб выбрал именно это вино? Да потому, что он был циничным ублюдком, не иначе, догадалась девушка. Шампанское – вино любви и праздников, а он решил сыграть на контрасте.
– Знаешь, если не возражаешь, я бы поужинала в своей комнате. Я устала с дороги, и мне не до светских церемоний.
Гейб саркастично приподнял бровь.
– И тебе не жаль будет пропустить такой замечательный вечер? В кои-то веки мы с тобой встретились. А главное, ужин уже готов, так что можешь присоединиться. Надолго не задержу.
Девушка побледнела. Еще бы: она тут же вспомнила, что он частенько так говорил в прошлые времена, после чего они обычно занимались любовью...
И он это тоже наверняка помнил. А здесь она была в полной его власти.
Сара гордо выпрямилась. Не успеет он и опомниться, как она соберет свои вещи и сбежит от него. Дайте только время!
А пока что они прошли в гостиную. Как и кабинет, огромная гостиная была оформлена в темно-золотых тонах. Окна на ночь закрывались тяжелыми атласными занавесками. Картина на одной из стен привлекла внимание Сары. На ней был изображен далекий предок Гейба. Поразительное сходство! Те же глаза, губы, тот же бескомпромиссный взгляд, те же сила и власть, исходящие от его облика.
Гейб усадил ее за стол, а Вебстер принес им первое блюдо: овощи и сырный пирог с божественным запахом. Затем на столе появился салат из свежих помидоров и оливковое масло.
Сара решила оставаться официально-вежливой, поэтому заметила:
– Какая восхитительная комната. Несмотря на свои большие размеры, она очень уютная.
Когда слуга вышел из комнаты, Гейб ответил:
– Кабинет и эта комната остались в том же самом состоянии с тех пор, как в них жили мои дедушка и бабушка. Существует и другая гостиная, с более массивным столом, но я не сомневался, что тебе больше понравится здесь. Тут, безусловно, более интимная обстановка.
Последние слова напрягли Сару, однако она решила сделать вид, что не поняла его намеков, и продолжила в выбранном ею официально-вежливом духе.
– Я рада, что замок никак не пострадал во время гражданской войны.
Гейб нахмурился.
– Тебе стоит подумать прежде всего о том, в каком стиле все же выполнить новый дизайн. Позволь подсказать тебе одну идею: этот замок всегда использовался как охотничий домик. По крайней мере, так было при тиране.
– Ты никогда не называешь его ни по имени, ни по фамилии, – задумчиво проговорила она.
– Его фамилия была точно такой же, как моя, – Консидайн, – сухо отрезал Гейб.
– Какое совпадение! – сухо отозвалась Сара.
– Никаких совпадений. Он был моим дальним родственником.
Девушка нахмурилась.
– Но разве не по его вине погибли твои дедушка и бабушка.
– Представь себе: нет ссор более жестоких, чем внутрисемейные, – отозвался он с убийственной холодностью. – Илларийцы дали ему прозвище – Беспощадный волк. Он ведь преследовал законных правителей, мучил и убивал невинных людей.
Казалось, эти слова дались ему с трудом. Очевидно, он до сих пор переживал смерть своих родственников.
– Мне так жаль, – тихо проговорила Сара, невольно накрывая своей ладонью его руку.
– Война никогда не бывает хорошим делом, а гражданская война – самая жестокая из всех, – хмуро проговорил Гейб.
Раз уж их разговор принял столь странный оборот, ей пришлось продолжить:
– А... где находился твой отец в то время?
– На Южном полюсе, – ответил Гейб, потягивая вино. – Он был ученым и отправился на Южный полюс вместе с экспедицией. Когда же вернулся, в стране уже свирепствовала тирания. Но он никогда не забывал про родную Илларию.
– Неудивительно, что местные жители так любят твоего кузена, – понимающе кивнула девушка. – Я смотрела новости про вашу страну. Видела церемонию коронации, это было великолепное и потрясающее зрелище.
– Да. Алекс вернул долину к жизни.
– Это он попросил тебя приехать сюда? – спросила Сара.
Удивительно! Они вели разговор, как будто оба находились на светском рауте, как будто между ними не произошло никакой размолвки, как будто она не узница в этом замке.
– Я когда-то считал, что илларийцы и сами справятся со всеми трудностями, однако Алекс убедил меня в том, что им нужна моя помощь, – сказал он, проклиная себя за жесткие нотки, которые невольно промелькнули в его словах.
Девушка кивнула и внимательно посмотрела на него. Их глаза снова встретились, и ей пришлось отвести взгляд, иначе она опять бы покраснела. Ах, как ее притягивал его взгляд!
Ее ресницы опустились, напомнив ему о том, какой же красивой она была, когда мирно спала на его груди после бурных любовных игр.
Некоторое время они сидели молча.
– Морить себя голодом – не слишком блестящая идея, – произнес, наконец, Гейб, заметив, что Сара не притронулась к еде.
Сердце ее сжалось от горечи и гнева. Есть она не могла. Однако если она будет только пить, то так можно и опьянеть, а это ей ни к чему.