Бун задумчиво взглянул на нее.
— Раз ты предлагаешь перемирие, значит, мы находимся в состоянии войны, и ты проигрываешь. Но тогда я получаю право захватить всю твою собственность. Лично для меня это звучит более заманчиво, чем перемирие.
— Послушай, единственное, чего я хочу получить от тебя, это обещание не поощрять Стефани и Чада в таких сумасбродствах, как объявление: «Нам требуется папа».
Он откинулся на сиденье и обнял ее за плечи.
— Я, как и ты, волнуюсь по этому поводу. Но, не забывай, они потратили на объявление свои деньги.
— Знаю. Но прошу тебя, не напоминай им об этой бредовой идее.
Раздраженным жестом она откинула назад волосы, и мокрая прядь упала Буну на руку.
— Мы оба промокли до нитки. Давай-ка поедем домой, а потом вернемся к этому разговору.
Проехав полтора квартала, Бун остановился у старинного здания бывшей таверны, которое занимала редакция газеты «Лейквудский глашатай». Он провел Никси внутрь. Чистые уютные помещения составляли резкий контраст с внешним обликом здания. За деревянной дверью оказалась узкая лестница, по которой они поднялись в небольшую квартиру. Минимум мебели и большое количество тренажеров, а также отсутствие занавесок свидетельствовало о том, что здесь обитает одинокий мужчина. Никси улыбнулась.
— Как необычно.
— Не слишком уютно, но зато есть все, что мне нужно… — Он показал на крошечную кухню. — Даже плита.
Без лишних слов он стянул с себя рубашку и развесил ее над огнем. Никси с трудом заставила себя отвести взгляд от его обнаженного торса.
У меня бы рук не хватило, чтобы обнять его, вдруг промелькнуло у нее в голове. От этой мысли ей стало не по себе. Она обратила внимание на багровый синяк на его левом боку. Понадобится, наверно, не меньше недели, прежде чем он исчезнет. Но Бун, похоже, не обращал внимания на такие мелочи. Просто супермен какой-то!
— Клянусь, что не буду приставать к тебе. Впрочем, можешь пройти в спальню. Дверь запирается.
Никси взглянула в его насмешливое лицо.
— Что?
— Я предлагаю тебе снять мокрое платье. Пошли, я дам тебе что-нибудь, чтобы переодеться.
В спальне он достал из шкафа махровый халат и протянул ей, а сам надел черную футболку. Никси сразу стало легче, хотя Бун не стал выглядеть менее привлекательно.
Он вышел, показав, как запирается замок.
— Позови, если понадобится что-нибудь еще.
Когда дверь наконец закрылась за ним, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Никси Кордеа, ты заслуживаешь хорошей взбучки за те мысли, что лезут тебе в голову, — пробормотала она. — Овдовевшей матери двоих детей следует быть более благоразумной. Особенно в такой момент.
Она сняла мокрое платье и бросила его на пол. Подол огромного халата, который, наверное, едва доставал Буну до колен, волочился за ней по полу. Никси закуталась и подвязалась поясом, но ощущение своей наготы не оставляло ее.
К счастью, Бун никак не прокомментировал ее наряд. Он отнес платье на кухню и вернулся с двумя кружками горячего кофе. Перед телевизором стоял маленький диванчик на двоих. Бун, со своей мощной комплекцией, даже сев вполоборота, все равно касался бедром ее коленей. Никси постаралась отвлечься от этого, снова заведя разговор о детях.
— Послушай, насчет этого объявления…
Бун внимательно посмотрел на нее, и она утонула в глубине его переменчивых, словно море, темно-голубых глаз.
— Мне кажется, что если начнут приходить ответы, нужно потихоньку от них избавляться. — Она понимала, что делает не совсем красивое предложение, но хотела защитить своих детей.
— Это их объявление, — мягко возразил Бун. — И только они будут решать, что делать с откликами.
В Никси закипала злость. С этим человеком просто невозможно спорить!
— А вдруг это окажется преступник или сумасшедший? Ты же знаешь, что именно такого сорта люди, как правило, отвечают на подобные объявления.
— Неужели человек, который ищет любви и семейного покоя, должен быть обязательно преступником или сумасшедшим?
— Ты же все прекрасно понимаешь, — настаивала Никси. — Я не хочу, чтобы мои дети читали злобные или непристойные письма больных людей.
— Ты права, — согласился Бун, и Никси вздохнула с облегчением. Наконец-то он понял ее. — Ты их мать, — продолжил он, — и имеешь право отнимать у них все, что, по твоему мнению, может причинить им вред.
Предатель! Он все равно стоит на своем! И толкает ее взять на себя роль тюремного надзирателя, перлюстрирующего письма заключенных.
Бун поставил пустую кружку на стол и откинулся на спинку дивана, закинув руки за голову. Никси вдруг подумала, что в такой позе он представляет из себя отличную мишень. Она резко встала.
— Ты не желаешь меня понять, значит, я напрасно трачу время.
— Поступай, как тебе нравится, — сказал Бун, не извинившись за свою неуступчивость. — Я принесу тебе платье.
Он вернулся из кухни с платьем, и Никси ахнула. Его подол превратился в черные лохмотья.
— Что ты с ним сделал?! Оно было почти новое!
На этот раз ему хватило такта принять сочувственный вид.
— На твоем месте я бы его выкинул. Оно упало в огонь. Хорошо, что я вошел вовремя и предотвратил пожар.
— Дай сюда.
Она выхватила у него платье и приложила к себе — оставшаяся часть юбки едва прикрывала бедра.
— Даже обрезать нельзя.
У нее был такой расстроенный вид, что Бун воздержался от своих привычных шуточек.
Путь до дома Никси они проделали в напряженном молчании. Подъезжая к подъезду, Бун попытался растопить возникший между ними холод.
— Мне жаль, что так случилось. Похоже, с меня причитается новое платье.
— С тебя причитается, это точно.
Никси быстро вышла из машины. Она была в ярости… но не из-за платья. И все равно, пусть платит… за платье, за свое упрямство в отношении этого дурацкого объявления, за то, что не пошел навстречу ее просьбам, за намеки на то, что она неправильно воспитывает сына… Наконец, за то, что много лет назад беспощадно издевался над ней!
— Да, сэр, — сказала она, — с вас причитается гораздо больше, чем стоимость этого платья. Вы можете начать выплату с того, что забудете об объявлении, которое мои дети поместили в вашей газете, и притом навсегда.
— Извини. — Он подошел ближе, словно пытаясь смягчить свой ответ. — Я не могу обманывать твоих детей только потому, что ты просила меня об этом… даже если ты мой друг.
— Друг? — Как он мог предположить такое? Все школьные годы они грызлись, как кошка с собакой. Теперь, похоже, все возвращается на круги своя. — Если ты так обращаешься с друзьями, то я рада, что не являюсь твоим врагом.
