— Сиди и терпи, — толкнула она его на диван и опустилась перед ним на корточки. — Дровосек нашелся… Надеюсь, нога цела, — расшнуровала Ната кроссовок и принялась аккуратно стягивать носок.
На всякий случай Савелий отвернулся — вдруг там кровавая кашица вместо его ступни. Впрочем, сырости он пока не чувствовал, но если разрублены сухожилия…
— Повезло тебе, что уронил топор тупым концом, — прервал панические мысли спокойный голос девушки. — Так больно? — надавила она на ступню.
Тут уже и Савелий решился посмотреть вниз.
— Больно, но не критично. Терпеть можно, — выпустил он воздух сквозь стиснутые зубы, видя свою ступню целой и почти невредимой, разве что, припухшей в районе пальцев.
— Кости целы, — заключила Ната, прощупав ступню как следует. — Ушиб сейчас нейтрализуем. Сиди, — с этими словами она скрылась в кухне.
Вернулась со льдом в пакете, заворачивая тот в полотенце.
— Приложи и подержи немного. Опухоль спадет…
Она вышла из комнаты, а вернулась переодетая в домашний костюм. Все это время Савелий добросовестно держал лед в месте ушиба, стараясь не зацикливаться на том, что нога постепенно немеет.
— Хватит, — забрала у него Ната лед. — а то так и до цистита недалеко, — усмехнулась. — Ты чего дрова-то надумал колоть?
— Для бани.
— В баню хочешь?
— Не мешало бы попариться, — посмотрел он на нее исподлобья. Отчего-то было стыдно выглядеть перед ней таким неумехой.
— Будет тебе баня, — кивнула Ната. — Дрова у меня есть.
— Да мало там их.
— А я и не колю впрок, зачем? — передернула она плечами и получилось это у нее как-то очень элегантно. — Закончатся, наколю, делов-то…
Для кого как, — пронеслась не самая весела мысль.
— Давай, наложу повязку, а потом схожу растоплю баню. Париться хоть умеешь? Или научить? — усмехнулась.
— Справлюсь… — чуть не добавил «наверное».
Но если и это дело окажется ему не по плечу, то можно смело записывать себя в неудачники. И это ему — владельцу многих активов и огромного состояния. Жизнь, оказывается, не так проста, как ему всегда казалось. Иногда она указывает на мелочи, которые в себе несут гораздо больше. Ведь дело вовсе не в умении колоть дрова, а в том, что он мало чего умеет делать руками. И тут можно сказать, что каждому свое, если бы та же жизнь не забросила его сюда. А для чего? Не для того ли, чтобы наступило переосмысление?
— Как нога? — поинтересовалась Ната, когда вернулась из бани.
Вместе с ней в комнату ворвался запах парной, приятно взбудораживший обоняние.
— Почти не болит, — стряхнул с себя Савелий философский налет.
— Тогда, вот тебе полотенце и смена белья, — достала она все это из шкафа. — А я пока займусь ужином.
Глава 8
Натали
И чего это она распереживалась? Да пусть хоть упарится там, ей-то что? Дергается, вместо того чтобы наслаждаться долгожданной тишиной и покоем.
Нет, так она точно не может. Бросив недочищенную картошку в таз с водой, Ната отправилась в баню. Ну не в саму, конечно, а к двери, возле которой и затаилась, прислушиваясь. Когда слуха ее коснулась незамысловатая мелодия, напеваемая довольно приятным баритоном, немного успокоилась. Да и что с ним может случиться? Не ребенок же — голову в печь совать не будет, оставалось надеяться. Хотя, к жизни обычных людей он, конечно, мало приспособлен.
Ната вернулась в кухню и вновь занялась чисткой картофеля. На ужин решила пожарить картошки, не мудрствуя лукаво. Захочет изысков — пусть вон пирог свой доедает. Вкусный пирог, должна была признать. Сама не удержалась и отхватила кусочек от холодного. Таким он ей даже больше понравился.
— Наталка, ускоряемся. Мама скоро придет…
Папа придвинул свой табурет к мусорному ведру, стоящему посреди кухни, и вооружился ножом.
— Я и так тороплюсь, — сдула Ната челку со лба, не переставая орудовать ножом. Самое сложное — это выковыривать глазки, но и с этим делом она справлялась на отлично.
— Так. А таз мы отодвинем и будем метать в него картошкой, — отодвинул папа ногой табуретку с тазом подальше. — За попадание один балл. Победитель загадывает желание.
— Так не честно! — насупилась Ната. — Ты быстрее чистишь.
— А я под тебя подстроюсь, — улыбнулся отец.
Дело пошло веселее, правда, и брызги из таза летели во все стороны. А приступы смеха мешали Нате работать.
— Так, по последней… Кто первый, тот и победил.
— Я первая, я первая! — метко запульнула Ната картофелину в таз и вскочила с табурета.
— Ну вот, опять продул, — уже не торопясь дочистил папа свою картофелину. — Желание твое, — тут же улыбнулся, целуя Нату в макушку, как любил делать. — А вот и мама… — донесся до них звук захлопываемой двери. — Ставь вариться картошку, а я пойду маму встречу, — велел отец.
Еще через какое-то время, когда Ната поставила на плиту кастрюлю и включила газ, до нее донесся явно раздраженный папин возглас:
— Увольняйся завтра же!..
И уже не впервые она услышала эту фамилию — Мамонтов. Ненавистный Мамонтов, из-за которого мама плачет по вечерам, возвращаясь с работы. А папа ее уговаривает уволиться. Но мама не соглашается, потому что им нужны деньги…
Ната накрыла сковородку крышкой и убавила газ. Почему именно сегодня воспоминания снова решили вторгнуться в ее жизнь? Не потому ли, что Мамонтов младший сейчас парился в ее бане? И именно с ним она будет делить свой ужин. И его она прячет в своем доме, вместо того чтобы избавиться от него как можно скорее. А что ей, собственно, мешает это сделать? Всего лишь нужно позвонить…
Ната взяла со стола телефон и восстановила в памяти номер. Память у нее была фотографическая, и многие вещи она запоминала без труда. Как вот номер горячей линии, который уже высвечивался на экране телефона. Осталось только нажать кнопку вызова, над которой она и занесла палец.
«Назови любую цену за молчание», — всплыла в голове фраза. Она отчетливо услышала ее снова, как и увидела напряженное мужское лицо. Цену? У всего есть цена, дружок. И зря ты соглашаешься на любую. Как бы она не показалась тебе слишком великой!
Ната тряхнула головой и сбросила номер с экрана. Нет, ничего пока предпринимать она не будет. А дальше покажет время.
И чего он там засел? Решил напариться до сердечного приступа? Бывал ли он в русской бане раньше? Хотя, о чем это она… Уж банные утехи для таких, как он, точно не диковинка. Поди и в русской, и в турецкой, и в финской… во всех банях мира перебывал. И все же, ее нервирует, что он так долго там торчит!
Ната решительно шагнула за порог кухни и снова отправилась к бане. Во второй раз прислушалась, но не различила ни звука. Откуда-то зародился испуг. Она взялась за ручку двери, но открывать ту не торопилась. Вдруг ему стало плохо? Ведь печка у нее ого-го! А банька совсем крохотная. Часто нельзя поддавать жару… А, была-не была. Один раз она его уже спасла, так почему бы не сделать этого снова.
— Ой!..
— Соскучилась?..
Выпалили они это одновременно. Только вот, Ната не улыбалась, глядя на совершенно голого Мамонтова, застывшего в позе Аполлона прямо напротив двери. Он же довольно лыбился и даже не пытался прикрыть наготу.
— Идиот! — хлопнула Ната дверью так, что как та еще уцелела, и промаршировала в кухню. — Позер… — это она уже сказала посмеиваясь.
Забавно получилось, и он не растерялся. Только, зря старается — красоты его ее не прельщают, да и видела она его уже голым. Тьфу ты! Нашла, о чем думать.
В кухню Мамонтов вошел, когда она уже накрыла стол. В который раз подумала, что папины вещи сидят на нем как родные. И гладко зачесанные назад мокрые волосы делали его лицо несколько иным. Скулы казались больше. Да и весь он показался Нате каким-то большим, чуть ли не великаном.
