— Ладно, папа.
Подавив вздох, он отправился в обратный путь, гадая, способно ли какое-нибудь другое слово в английском языке так смягчить сердце мужчины, как слово «папа». Он готов был броситься в огонь ради Стефани, сразить дракона, победить чудовищ, отдать за нее жизнь, если потребуется. Но чего он не мог сделать, так это оставаться в стороне, позволяя новоявленной соседке вторгаться в его отношения с дочерью.
— Можно вас на минутку, мисс Моро? — сказал он, войдя в общую гостиную и преградив ей путь, в то время как остальные гости потянулись в столовую. — Мне нужно вам кое-что сказать.
— Да? — спросила она таким удивленным тоном, словно полагала, что он не в состоянии связать и двух слов.
Почему-то вблизи ее черное платье уже не казалось ему таким вызывающим. Просто очень… привлекательным. Он откашлялся.
— Да. В частности мне хотелось бы узнать, на каких основаниях вы вмешиваетесь в воспитание моей дочери.
У нее были поистине удивительные глаза — большие и серые, затененные густыми ресницами. Сейчас она смотрела на него с любопытством ученого, изучающего прежде невиданную низшую форму жизни.
— Я не совсем поняла, что вы имеете в виду.
— Тогда позвольте мне быть более откровенным. Я не хочу, чтобы из меня делали посмешище — особенно в глазах Стефани.
Она заморгала, так медленно взмахивая ресницами, что простое движение превратилось в какое-то абсурдное самостоятельное действо.
— Это из-за того, что я пригласила Стефани к себе, или потому, что решила поделиться с ней замечательными закусками?
— И из-за того, и из-за другого! — выпалил Тимоти.
— Но почему? Что в этом плохого?
— Согласитесь, это нелепо, когда гость, пренебрегая светскими обязанностями, бежит присмотреть за чьим-нибудь ребенком, более того — несет ему еду, словно нищенке у порога. А во-вторых…
— Но я отлучилась совсем не по этой причине. Мне вдруг стало холодно, и я вернулась, чтобы взять накидку.
Так вот почему платье выглядит иначе — красивая шаль, прикрыла обнаженные плечи!
— Ясно.
— В самом деле? — Она издала короткий смешок. — Сомневаюсь. Вы смотрите на меня с таким подозрением, мистер Эванс, словно я пытаюсь развратить вашу малышку каким-то изощренно зловещим способом. Но уверяю вас, поделиться с ней лакомствами пришло мне в голову в последнюю очередь, это был просто порыв. И уж во всяком случае, я не собиралась доставлять огорчения вам.
Она заставила Тимоти почувствовать себя дураком, деревенским увальнем, не знающим, с какой стороны подойти к женщине, и это задело его. Положив руку ей на спину, он подтолкнул Лилиан в сторону столовой и сказал:
— Сделайте одолжение, сдерживайте впредь свои порывы, мисс Моро. Вы приехали сюда кататься на лыжах и развлекаться, а не для того чтобы блюсти интересы моей дочери.
— Мне просто нравится общаться с ней. Я делаю это с удовольствием.
— Вы забываете о главном.
— Да? — проворковала Лилиан. — И в чем же состоит это главное?
— В том, что если я сочту необходимым подыскать няньку, то таковых найдется множество, и мне совсем ни к чему обращаться за помощью к отдыхающим. Да, и вот еще что: в отличие от остальных апартаментов в вашем номере нет сейфа. И, хотя мои сотрудники подбирались очень тщательно и заслуживают всяческого доверия, я бы посоветовал хранить ваши драгоценности в сейфе администрации, когда вы их не носите. Мы не несем ответственности за ценные вещи, которые валяются где попало.
Она неожиданно рассмеялась и помахала перед его носом рукой с браслетом.
— Вы имеете в виду это? — спросила Лилиан так, словно речь шла о наклейке, найденной в упаковке со жвачкой.
Эта женщина столь легкомысленно относилась к своему добру и, видимо, была настолько богата, что даже не расстроилась бы, спустив случайно парочку бриллиантов в унитаз. Но будь он проклят, если такое произойдет по его вине! Пригвоздив ее взглядом, Тимоти сказал:
— Дело ваше, мисс Моро, но, если случится какая-нибудь неприятность, вы будете нести ответственность за нее, а не я.
О Боже, подумала Лилиан, поежившись. Этот мужчина, быстро удалявшийся от нее, был холоднее здешнего климата и весьма несдержан в своих реакциях. Вряд ли он достиг бы столь больших успехов, если бы со всеми гостями обращался так грубо.
За обедом Лилиан тайком наблюдала за ним. Тимоти сидел через несколько столов от нее — слишком далеко, чтобы слышать, о чем он говорит, но достаточно близко, чтобы видеть, как он улыбается и очаровывает собеседников.
Эти наблюдения заставили ее задуматься. С одной стороны, встреча с ним лишь краткий эпизод в ее жизни. С другой же — неприязнь, которую он явно испытывает к ней, задевала Лилиан. Это слишком напоминало давно минувшие дни и события, о которых она старалась забыть.
Взяв себя в руки, Лилиан переключила внимание на соседей по столу. Не для того она преодолела тысячи миль, чтобы позволить какому-то грубияну испортить себе праздники. Да, конечно, она поспешила, обвинив администрацию в том, что не может поселиться в заказанном номере, но, когда ей стала известна настоящая причина, она смирилась с этим. Если он не в состоянии распространить свое дружелюбие и на нее, простить ее ошибку — что ж, она не будет обращать на него внимания. Если сможет.
Но, к сожалению, мистер Эванс был не из тех, кого можно не замечать. И не одна Лилиан так считала. В конце обеда он обошел столы, спрашивая гостей, оправдала ли еда их ожидания, и она увидела, как все буквально тянулись к нему. Тимоти был, что называется, настоящим мужчиной, уважаемым за свои способности и ум.
Но больше всего заинтересовало Лилиан поведение женщин. Какими голодными глазами смотрели на него одинокие дамы, как старались привлечь его внимание легкими прикосновениями руки, поощряющими улыбками. Заметила она и то, как реагирует на это Тимоти, — осознавая эти безмолвные призывы, но ничего не обещая…
Только у столика, где сидела Лилиан, он повел себя немного иначе: его взгляд скользнул мимо нее так, словно она была невидимкой, и интерес в нем появился только тогда, когда он обратился к особе, сидевшей рядом. Лилиан была возмущена этой подчеркнутой и ничем не спровоцированной дискриминацией.
Что ж, он изменит свое мнение! До конца Рождества Тимоти Эванс поймет, что Лилиан Моро — нечто большее, чем самодовольная пустоголовая эгоистка, каковой он ее считает. До отъезда из Пайн Лодж она заслужит его уважение, если не восхищение. Он еще прольет слезу, прощаясь с ней!
Этой ночью она спала глубоким сладким сном, свернувшись калачиком под толстым одеялом, убаюканная игрой причудливых бликов, отбрасываемых пламенем в камине, измученная долгим путешествием и девятичасовой разницей во времени между Европой и Аляской.
