Но существовала еще и другая вероятная причина таких перемен в письмах, о которой я не могла не думать. Возможно, Ази под впечатлением наших рождественских разговоров боялась признаться, что на самом деле ее семейная жизнь совершенно не складывается. Если все было так, то Сет должен вернуться домой свободным человеком. По-моему, нет необходимости объяснять, что от таких мыслей мои надежды взмывали ввысь.
Прошло много месяцев, прежде чем на меня стали действовать уговоры Чанно, и я начала потихоньку возвращаться к нормальной жизни. Чанно не дала мне обезуметь от отчаяния. Она считала, что с помощью боли Бог просто защищает нас от чрезмерных опасностей и ран.
— Ты ведь не стала бы прикасаться к раскаленной плите после первого ожога, так ведь? — все время повторяла она, предоставляя мне возможность мысленно проводить параллели с моей ситуацией.
Все дело в том, что, несмотря на ее глубокую любовь ко мне и заботу, она считала неприличными откровенные нравоучения. Ее иносказания, доходчивые и убедительные, вливались в мое сознание плавно, как молоко. Они были питательными, но не несли в себе цинизма. Пусть Чанно не умела писать и читать, она была тем не менее мудрее всех мудрецов на свете. Уж кому, как не мне, знать об этом! Ведь большую часть из них я считала родственными душами, хотя все они проживали на разных континентах.
В ноябре 1974 года, после окончания военного училища, мой брат потребовал, чтобы ему разрешили вернуться домой. Мама согласилась.
— Замечательно, — обрадовалась она. — Училище сыграло свою роль, и Лал стал мужчиной.
Я спросила себя, что она имела в виду: строгую дисциплину и образование или эмоциональный холод, который он уже начал проявлять? По мнению мамы, мужчины вообще не должны выказывать никаких чувств. Наверное, в этом отношении в ней самой соединились черты и мужского и женского характеров.
Мое воображение начало рисовать картины одна ужаснее другой. Мне привиделось, как голова или сердце брата распухли от неудовлетворенных низменных желаний, которые он вынужден скрывать. Если так, то скоро я получу ответ на давно мучивший меня вопрос: где же все-таки живет душа — в сердце или в голове?
Прошло несколько дней, и папа с мамой объявили, что мы втроем поедем на поезде за братом в горы.
В поезде мы познакомились с семьей из соседнего купе. Взрослые предложили, чтобы для установления более дружеских отношений дети заняли одно купе, а взрослые — другое. Идея была превосходной, но ее немного портило то обстоятельство, что мне с их сыном пришлось иметь дело с удочеренной ими американкой и ее дружком с огромным количеством плохих гормонов. Если американка со своим другом окажутся хоть немного похожи на Ази и Доуиндера, а я с самого начала подозревала, что так оно и будет, эта поездка станет серьезнейшим испытанием для моей души, только недавно избавившейся от любовного недуга.
Поначалу мы с Акбаром сидели у окна, наблюдали, как мимо проносятся пейзажи, и делали вид, что не обращаем внимания на попытки Гудды побороть скромность Риты. Он старался изо всех сил, наверное, не замечая, что Рита просто строит из себя скромницу. С помощью притворства та хотела добавить увлекательности игре и одновременно дать понять, что вовсе не «такая девушка». Однако затвердевшие соски, натянувшие шелк ее блузки, яркий румянец и блеск в глазах выдавали ее с головой. Даже я оказалась не настолько наивной, чтобы поверить в ее добродетель.
Пейзажи за окном постепенно окрасились в тусклый оранжевый цвет, а затем и вовсе растворились в сумерках. Теперь нам с Акбаром приходилось развлекаться самим, так как Гудде и Рите было совершенно не до нас.
Акбар робко придвинулся ко мне и признался, что никак не может забыть того, что увидел, когда я забиралась на верхнюю полку, чтобы достать что-то из чемодана.
У меня хватило духа спросить:
— И что же ты видел?
— Твои ноги… выше колен.
О Господи, как я могла проявить такую беспечность — нарушить все религиозные, общественные и семейные запреты, показав те участки тела, которые должны быть скрыты от посторонних глаз! Но самым ужасным было то, что я еще и разворошила плохие гормоны парня. Но и это все оказалось, как я тут же поняла, цветочками. Сейчас и мои собственные гормоны словно проснулись и забурлили. А я-то уж опасалась, не исчезли ли они навсегда. Но, как говорят, нет на свете ничего такого, что потом бы не повторилось. Если ты когда-то ездил на велосипеде, то сделаешь это без труда вновь, даже если не катался много лет. Я решила, что это знак свыше. Небеса дают мне знать, что я полностью вылечилась от любви к Сету. Сет и Ази должны вернуться менее чем через месяц, но мне сейчас было абсолютно все равно, как сложатся их отношения. Я подняла глаза к потолку и сказала:
— Спасибо.
Акбар подумал, что я расценила его слова за комплимент, и придвинулся еще ближе. Его правое бедро сильно прижалось к моей левой ноге. Я растерялась и никак не отреагировала на его поведение. Решив, что я не возражаю, Акбар осмелел еще больше. Он с трудом оторвал свое бедро от моего. При этом раздался негромкий хлюпающий звук, который издают обычно крепко приставшие друг к другу и насильно разъединяемые предметы. Не успела я и глазом моргнуть, как парень уже стоял передо мной на коленях и нежно гладил мои бедра мягкими и слегка влажными руками. Моя голова откинулась назад, и я громко застонала. Набухшие груди очутились прямо перед его лицом. Мое хриплое влажное дыхание скорее всего закоротило электрические контакты, поскольку в купе внезапно воцарилась абсолютная темнота. Однако паровоз издал длинный гудок, как бы сообщая, что у него все в порядке.
Переполошившиеся родители заколотили в стенку, спрашивая, все ли у нас в порядке, и услышали, как квартет дружно откликнулся в ответ:
— Все замечательно!
Акбар поинтересовался:
— Когда-нибудь играла в «темную комнату»?
— Это когда все прячутся, а один из игроков пытается на ощупь определить, кто есть кто? — уточнила я.
— Да, более или менее… Не хочешь поиграть? Все равно в темноте больше делать нечего.
— Сомневаюсь, что Гудда и Рита согласятся. Им явно не до нас.
— Тогда давай играть вдвоем.
— Вдвоем неинтересно. Ты будешь знать, что это я, а я — что это ты.
— Тогда придумаем какие-нибудь усовершенствования. Давай угадывать части тела.
Если Акбар предлагал мне провести состязание по анатомии, то я знала, что заранее обречена на неудачу. Но мне не хотелось расстраивать его отказом, и я согласилась.
Ладонь Акбара скользнула под моей юбкой прямо в трусики. Конечно же, он сразу догадался, куда попал. Вместо того, чтобы назвать место, где находилась его рука, он попросил:
