Он же приподнял пальцем ее подбородок, а затем наклонился и припал губами к ее губам. У Тейлор тут же включился бессознательный защитный механизм. Она замерла, не сопротивляясь, но и не отвечая. Отчаяние пронзило ее насквозь, когда она поняла, что, несмотря на возраст и давнюю уверенность в Джексоне, детские страхи все еще парализуют ее.
Джексон прервал поцелуй.
— Прошу прощения. Я не сразу понял, что ты не принимаешь мой поцелуй.
Как это официально, подумала она, сколько льда в его голосе, тогда как его губы такие теплые и мягкие. Она внезапно почувствовала опустошение, но ведь виновата она сама. Следствие трусости.
— Я приняла.
Правой рукой Джексон оперся на дверной косяк. Тейлор ненавидела такие моменты, когда его лицо лишалось всякого выражения.
— Буду как статуя. Я больше не прикоснусь к тебе, если таково твое желание.
Ей не понравилась данная перспектива. Закусив нижнюю губу, она опустила глаза к толстому серому ковру, потом опять подняла их.
— Я плохо умею реагировать на мужское внимание. — Пусть она опасается желания Джексона, но верит в его ум. Он не станет осуждать ее страх хотя бы потому, что сам испытал немало страданий. — У меня… был когда-то печальный опыт.
Она не хотела в этом признаваться, но не могла заставить себя пожалеть об откровенности.
И снова в Джексоне проснулись инстинкты защитника.
— Кто? — прорычал он.
Его рука легла на ее талию. Он ожидал, что Тейлор отшатнется, но, к его удивлению и удовольствию, изящная женская рука прикоснулась к его обнаженной груди. Огонь вспыхнул в его теле, но он решительно потушил пожар, так как помнил, насколько непрочна вера Тейлор в чистоту его намерений.
— Я не хочу сейчас об этом говорить. — Такой ответ не удовлетворил Джексона, но Тейлор добавила: — Я хотела рассказать тебе о телефонном звонке.
Такое свидетельство доверия успокоило Джексона. Пока достаточно и этого.
— Кто тебе звонил?
— Почему ты раньше ни о чем не спросил?
— Я счел, что не имею права знать. Или имею?
Как серьезно и как красиво ее лицо, обрамленное волосами цвета полуночи! Джексону всегда нравилась эта грива вьющихся волос. Со дня их первой встречи его преследовал вид шелковых прядей, покоящихся на его руке в постели. Тейлор поняла смысл его вопроса.
— Не знаю, готова ли я впустить тебя в свой мир.
Джексон помолчал.
— Почему?
— Ты…
Как признаться в том, какие чувства он в ней пробуждает, как она отвечает на его призыв?
— Разве ты не доверяешь мне?
Ответ дался Тейлор без труда, поскольку Джексон всегда был для нее далеко не только шефом, как она ни старалась убедить себя в обратном.
— Я же здесь.
А она бы не была здесь, если бы доверие не укоренилось в ней глубоко, непоколебимо. А причина тому — убеждение, что Джексон не станет принуждать ее к поступкам, противоречащим ее воле. Джексон — защитник. А ей нужна защита от Лэнса. А еще важнее, что защита нужна Нику.
Наконец решившись, она прошептала:
— В моем мире самое дорогое — это Ник.
— Я знаю.
— Через пару дней он должен приехать из лагеря. Ты не встретишь его вместе со мной?
— Хорошо.
И в эту секунду Тейлор почувствовала сдвиг в ее отношениях с Джексоном. Поделившись с ним, она признала его права на нее и заявила о своих правах на него. Но есть ли у нее эти права, если все ее существо пронизано страхом перед угрозами Лэнса похитить ее брата?
— Ты всегда упоминала только Ника. — Большая ладонь погладила ее по волосам. Вместо страха перед столь интимным жестом Тейлор почувствовала смущение и удовольствие: рядом с ней находился ласковый и заботливый Джексон. — У тебя нет других родных?
— Настоящих — нет.
— Поясни-ка, piccola, что это значит.
Мужская требовательность, замаскированная под просьбу.
И Тейлор обнаружила, что хочет все рассказать Джексону. Перипетии его частной жизни всегда находились на виду, поэтому только справедливо, если он тоже узнает что-то о Тейлор. А кроме того, ей необходимо поделиться с кем-то, а кто у нее есть еще, если не Джексон?
Первые слова не давались, но Джексон не торопил ее. Нигде ей не было спокойнее, чем в этом коридоре, на этом ковре. Да, он хочет ее, но он никогда не станет ее принуждать, в этом она могла бы поклясться жизнью.
— Воспитывала нас мать. Меня, во всяком случае. Нику было шесть лет, когда она умерла. — Тейлор сделала над собой усилие, чтобы ее голос звучал ровно. — Мне было двадцать, и ее смерть не стала неожиданностью. Она была алкоголичкой.
И тут, к ее изумлению, Джексон подхватил ее на руки и пронес в свою комнату. Там было темно, и только за окном светила полная луна. Тейлор не произнесла ни звука, когда Джексон стянул с кровати одеяло, присел у окна, откинулся к стене, набросил одеяло на ее плечи и устроил у себя на коленях, как будто бы она принадлежала ему.
— Зачем я тебе все это говорю?
Тейлор не понимала, откуда исходит это ощущение надежности и почему ее должен пугать его источник.
— Я вижу, что тебе нужно поговорить. Этот звонок имел отношение к твоему брату?
Она удивленно взглянула на него.
— Как ты…
— Звонок тебя испугал. Ты реагируешь таким образом только тогда, когда речь идет об опасности для Ника.
Тейлор коротко кивнула.
— Звонил Лэнс, отец Ника.
— Твой отец?
Кровь в жилах Тейлор замерзла.
— Мне он не отец.
Услышав отрешенный голос Тейлор, Джексон нахмурился. Желание обнять ее и прижать к груди сделалось почти неодолимым. Но он сдержался: ему было необходимо видеть ее лицо.
— Моя мать, Хелена, была беременна от другого человека, когда выходила замуж за Лэнса. — Она не отрываясь смотрела в темный дверной проем. — Мой фактический отец был в то время женат. Когда его любовница забеременела и не захотела избавиться от меня, он отказался от нее. Она осталась без гроша.
— Здесь нет твоей вины.
Ее виноватый голос глубоко задел Джексона.
— Лэнс никогда не давал ей забыть, — продолжала Тейлор. — Почти каждую неделю он так или иначе напоминал ей, что я не его дочь, что он подобрал ее, когда ее «выбросили за порог». Он даже не дал мне свою фамилию.
Джексон отдавал себе отчет в том, что его руки сжимаются в кулаки, но заставлял себя молчать, потому что Тейлор нужно было выговориться. Ему было неловко оттого, что ей пришлось поделиться с ним столь болезненными обстоятельствами своей жизни. Когда его личные тайны были извлечены на свет и проданы газетчикам, у него не было выбора. А сколько же мужества требуется, чтобы доверить другому человеку свои частные проблемы?
