Глядя на него, Харриет слегка покраснела.
— Похоже, мне следует опять извиниться, — сказала она. — И я извинюсь, если хотите.
Он тоже покачал головой:
— Не за что.
— Но ведь вас разозлила такая бурная реакция на ваше непрошеное появление вчера вечером?
— Готов признать, оно было непрошеным.
— Впрочем, в гостиной было не так уж темно!
— Чуть темнее, и вы могли бы не перенести подобный шок.
Харриет бросила на доктора внимательный взгляд:
— Вы знаете о своем портрете на чердаке?
— Разве есть такой? — проговорил тот невыносимо спокойным голосом.
— Ну, конечно, портрет не ваш. Мужчина, который позировал для него, умер более ста лет назад. Но сходство с вами поразительное! Я… сначала я не могла поверить, что это не вы.
— И этим объясняется испытанный вами шок, когда я вошел из сада?
— Да.
Утреннее солнце пригревало, в этот час сад был царством мира и спокойствия. Плодовые деревья гнулись под еще не собранным урожаем, и розовые яблоки вперемешку со шпалерными сливами и грушами щедро дарили Харриет необходимое для ее полотна богатство цветов и оттенков. Под деревьями ярко зеленела недавно подстриженная трава. Небо над головой было почти по-итальянски голубым, несколько белых облаков плыли по нему, как белые лодочки по безмятежному морю.
Доктор Дрю задумчиво опустил сигарету в пепельницу Харриет. Он рассматривал сад, потом его взгляд скользнул в сторону дома с кривыми тюдоровскими натрубниками.
— Здесь очень красиво, — заметил он. — Очень! — В темных глазах читалось неподдельное восхищение — они даже чуть потеплели. — До вашего возвращения из Италии я часто проезжал мимо и любовался домом. Не часто встречается старое здание в такой хорошей сохранности.
— Насколько мне известно, зять потратил на дом очень большие средства, — вспомнила Харриет. — И в конце концов, главное в сохранении домов — деньги, не так ли?
— Если разумно потрачены.
— У Эрншо деньги водились. Если бы дом бросили на произвол судьбы, пострадала бы семья.
Все еще с замкнутым, отчужденным выражением во взгляде доктор следил, как она смешивает краски.
— Вы сказали «семья», — заметил он. — Но, как я понял, она практически исчезла. Короче говоря, ни одного Эрншо не осталось?
— Только моя сестра… и она не Эрншо.
— Жаль, что ваш зять не оставил ребенка.
— Да, печально, правда?
Харриет подняла глаза, и, если бы ее попросили описать выражение лица доктора, она бы ответила, что доктор Дрю откровенно ушел в свои мысли.
— Кстати, — машинально потянулся он за новой сигаретой, — как чувствовала себя утром ваша сестра?
— Не думаю, что с Гэй что-то не в порядке. — Она ответила в тон и с явным оттенком холодности.
— Вы не забываете, что она перенесла довольно серьезный удар? — В глазах доктора Дрю мгновенно появилось критическое… очень неодобрительное выражение. — Привязана она к вашему зятю или нет, шок от его смерти в Италии меньше не стал. Едва ли существует более неприятная вещь, чем такое происшествие в чужой стране. Не говоря уже о трудностях с языком — сомневаюсь, что миссис Эрншо хорошо говорит по-итальянски, — неизбежно возникают многочисленные сложности.
— По-моему, все вели себя с исключительной деликатностью, — ответила Харриет, гадая, почему так возмущена ситуацией, весьма тягостной для Гэй, ведь все-таки она потеряла мужа, пусть и нелюбимого. Харриет пришла к выводу, что знание эгоистической сущности Гэй подсказывает ей, как удобно та чувствует себя посреди всеобщего внимания и такого количества сочувствия, что может лакать его, словно кошка — сметану. Даже тщательный подбор траура доказывал, что молодую вдову вовсе не терзают печальные воспоминания. И решимость доктора Дрю во что бы то ни стало переубедить Харриет, возможно, служит еще одной причиной, почему она принимала в штыки каждое упоминание доктором вдовства сестры. — К тому же не забывайте, Гэй жила у тетки Брюса — то есть он только называл ее так, — а она довольно влиятельная персона и прекрасно разбирается в том, за какие ниточки дергать в Италии. Тетка была замужем за итальянским маркизом и стала практически итальянкой.
— Понятно.
Доктор Дрю явно хотел задержаться на этой теме подольше, но Харриет разозлилась, потому что он отказался обсуждать находку на чердаке. А из того малого, что удалось прочесть по его лицу, напрашивался вывод: доктор не слишком удивлен ее открытием… или же удивлен, но не желает в этом признаваться. Но вероятнее всего, просто не поверил и думает, что ее подвело развитое воображение.
— Насчет вчерашнего вечера… — начала Харриет.
— Забудьте, — посоветовал доктор и улыбнулся. — Вероятно, с вами случился нервный приступ.
— Ничего подобного, — упрямо продолжала Харриет. — Я искала полотно с изображением цветка в пару тому, что нашла позавчера, и наткнулась на груду прислоненных к стене картин… большей частью портретов. Там был один…
Доктор Дрю отмахнулся от надоевшей осы:
— Эти насекомые обмануты хорошей погодой. Вместо того чтобы спрятаться до будущего года, они возомнили, что опять наступает лето…
— Доктор Дрю! — сердито воскликнула Харриет.
— Да?
Их взгляды встретились, и в его глазах мерцал холодный огонек.
— Я рассказываю вам о портрете… И поймите, наконец, что я не кричу во все горло без особой на то причины!
— Рад слышать.
Огонек не исчезал.
— И не в моих привычках падать в обморок где попало.
— Не где попало! Вы упали даже с достоинством — прямо мне в руки! — Филип бросил на землю вторую сигарету. В его глазах плясали веселые чертенята. — Знаете, вы слишком легкая. Вам надо лучше питаться. И мне лестно, что вы носите мой образ в душе и думаете, что узнаете меня на чужих портретах. Даже не верится, что произвел на вас такое неизгладимое впечатление… при наших встречах вы относились ко мне враждебно. — Он поднялся и насмешливо добавил: — Это только показывает, как легко вы впадаете в заблуждение.
Харриет сердито ответила:
— Ничего подобного, я даже не думала о вас, когда увидела портрет…
Врач покачал аккуратно причесанной темноволосой головой, впрочем вполне дружелюбно.
— Жаль, а я-то уже решил, что все-таки произвел на вас какое-то впечатление. А теперь скажите, где найти вашу сестру? Я хочу увидеть ее до отъезда. Хочу выяснить, действуют ли новые таблетки…
— Если вы имеете в виду те, что советовали мне выпить вчера вечером, не знаю, потому что не принимала их!
— Ай-ай-ай! — воскликнул он. — Значит, не подчиняетесь указаниям врача?