своем уме?! — я его отталкиваю и жмусь в угол.
— Ты.
— Вы.
— Ты.
— Вы, — зло отвечаю я.
— Ты забавная в своем упрямстве, — Михаил смеется.
— Я хочу домой… — всхлипываю я.
— Какой домой, когда нас ждет мамино оливье? — приглаживает волосы и распрямляет плечи. — Ты что? Это святое — первого января завтракать оливье.
Срываю фартук, надеваю штаны, которые мне велики и сердито затягиваю шнурок. Затем закатываю штанины до середины икры и фыркаю:
— Я не люблю оливье!
— Вот так совпадение, — Михаил распахивает дверь и цепко смотрит на меня, — я тоже, но мою маму это не волнует.
Подхожу к зеркалу. В футболке и штанах Михаила я выгляжу несуразно.
— Я не могу в таком виде…
— Хочешь сказать, что грязная и порванная шкура розового зайца лучше? — цедит сквозь зубы Михаил. — Извини, Настюш, но у меня не затерялся в кладовке бутик модной и брендовой одежды.
— Что вы там застряли?! — доносится недовольный голос Кристины. — Спускайтесь!
— Она меня пугает.
— Она сейчас сюда поднимется, — зло шепчет Михаил, — и присядет на уши, что надо шторы менять.
Оглядываюсь. Нормальные шторы. Цвета слоновой кости, идеально выглажены, симпатичные мягкие складки.
— А что с ними не так? — недоуменно смотрю на разъяренного Михаила.
— В душе не ведаю, Настюша, — рычит он в ответ. — Иди!
— Это обязательно? Может, я тут посижу?
— У тебя нет выбора, — Михаил медленно выдыхает, — как и у меня. Настя, мило улыбаемся, на вопросы отвечаем обтекаемо и не даем никакой конкретики.
— Я так не умею.
— Тогда молчи и улыбайся, — смотрит на меня исподлобья. — Как принято?
— Молчать и улыбаться? — повторяю я.
— Да.
Неуверенно киваю и нехотя выхожу из комнаты, и получаю щипок за попу.
— Вот и умница.
Отскакиваю от Михаила. Смеется и шагает мимо, а я вжимаюсь в стену. Так, больше никаких корпоративов, пижам и алкоголя. Даже если бросили. Лучше рыдать под одеялом, чем оказаться в одном доме с боссом, его мамой и банкой оливье.
Пробка с выскакивает из горлышка бутылки с красным вином под ликующий смех Кристины. Она мне напоминает озорного эльфа, который решил во что бы то ни стало повеселиться. Разливает по бокалам вино и говорит:
— Не люблю белое, а игристое на дух не переношу. От красного никого не болит голова.
Передо мной глубокая тарелка с оливье, а сверху него игривая веточка кудрявой петрушки. Кристина придвигает ко мне бокал вина и поднимает свой:
— Выпьем, зайчики!
— Зайчик тут только один, — Михаил бросает на меня беглый взгляд. — Розовый.
Замираю с поднятым бокалом, и Кристина шепчет:
— Что такое?
— Мне нельзя, — решительно отставляю бокал.
Не хватало мне чудить пьяной при матери моего босса. Меня ведь развезет после бокала, потому что вчера я выпила очень много. Как вдарит в голову красное и полезу я на стол.
Глаза Кристины округляются. Она смотрит то на меня, то на Михаила, а потом как взвизгнет:
— Господи!
Михаил проливает вино на футболку.
— Господи! — опять с восторгом вскрикивает Кристина и отставляет бокал. — Господи! — прижимает ладони к лицу и шепчет. — Это случилось! Случилось! — смеется и кидается ко мне с объятиями. — Лучший подарок на Новый Год!
Я ничего не понимаю. Михаил тоже. Он молча промакивает салфеткой пятно на груди, пока Кристина душит меня в объятиях и обцеловывает лицо.
— Надо твоему отцу позвонить! — бежит в гостиную. — Срочно позвонить! И, как обычно, его нет рядом в самые важные моменты!
— Вот черт, — шепчу я, когда до меня доходит, почему Кристина так визжит. — Михаил…
— Что, Настюш?
— Ваня! Ваня! — раздаются крики Кристины. — У меня такая новость! Такая новость! У нас будет внук!
Лицо Михаила вытягивается в бледный кирпич.
— Как от кого? — охает в гостиной Кристина. — От Настеньки! Вот не жрал бы вчера устриц, то знал бы от какой Настеньки!
— Михаил, вмешайся, — шепчу я. — Какой внук?
— Да что сразу шлюха? — рявкает Кристина. — Настя не такая! Я в людях разбираюсь! Ты опять? Это были не мошенники! Ваня! ты обещал не вспоминать об этом случае! Все! Какой-ты противный! У тебя будет внук или внучка! Что ты бухтишь?! Приезжай и сам посмотри на нашу Настеньку.
— Ты уже стала нашей, — едва слышно отзывается Михаил. — Это плохо.
— Так сделай что-нибудь! — цежу сквозь зубы я.
— Я же говорил тебе, чтобы ты молчала? — Михаил отодвигает стул и решительно поднимается.
— Но мне правда нельзя пить, — обиженно поджимаю губы.
— Мама! — повышает голос Михаил.
— Вызови врача, Вань, — воркует Кристина. — И пусть не твоим поносом займется, а твоей головой! Все, Вань! Я с тобой не разговариваю, пока ты перед Настенькой не извинишься. Все, пока.
— Мама! — Михаил бьет кулаком по столу.
— Что?! Оливье невкусный? Не понравился?
Я прячу лицо в ладонях. Она издевается или действительно такая бесхитростная, что готова назвать незнакомую девицу “нашей Настенькой”? И как мне совестно, что сейчас михаил разрушит ее радость.
— Я не пробовал оливье.
— Так попробуй, а потом кричи! — фыркает Кристина. — Весь в отца пошел! Ешь оливье, кому говорю!
Михаил хватает тарелку и зло отправляет ложку салата в рот. Жует, сверлит мать злым взглядом и глотает.
— Неплохо.
— Неплохо?! — охает Кристина. — Настя! ну ка, попробуй мой оливье. Я этой вредной морде не верю.
Дрожащей рукой беру ложку. Я должна сказать, что не будет никакого внука. Пережевываю оливье. А ведь вкусно. Нежно так. Овощи и мясо порезаны мелко, а майонез немного сладковатый и сливочный.
— Майонез домашний? — спрашиваю я и оглядываюсь.
Кристина расцветает улыбкой:
— Да.
— Очень вкусно.
— Оливье надо заправлять только домашним майонезом из перепелиных яиц. Меня бабушка этому научила.
— Мама, — Михаил отставляет тарелку, а Кристина смотрит на наручные часы и ойкает.
— Мне пора, — хватает шубу со стула, — у меня йога через пять минут! Опаздываю!
— Мама!
— Я опаздываю, Миша!