Джексон сидел, ошеломленный, на краю светло-зеленого дивана. Брюки были разорваны, кошачья шерсть скомкалась на коленях. Ручейки пота струились по спине.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — Велвет вошла в комнату, посмотрев сначала на бабушку, а потом на гостя. В ее темных глазах читалось удивление. — Боже мой, что случилось? Джексон?
Молодой человек безвольно откинулся на спинку дивана.
— Больно? Она протянула руку и миниатюрными пальчиками слегка дотронулась до раны на ноге.
Сердце остановилось, а кровь ударила в голову с такой силой, что он не слышал ничего, кроме звуков этого внутреннего урагана. Он не знал, был ли ранен, но только чувствовал, как его воспламеняет ее нежное прикосновение. «Каким же прекрасным должно быть это прикосновение к обнаженной коже», — подумал он.
— Послушайте, у вас приличная царапина, Джексон.
Он заставил себя перевести взгляд от прекрасных пальцев к глазам.
— Все в порядке? — спросила Велвет.
— А? — Джексон закрыл на мгновение глаза и сделал глубокий вдох.
— Джексон? — Ее голос перешел на шепот, когда она наклонилась и дотронулась до его щеки. — Как вы?
Почувствовав ее легкое дыхание на своей щеке, он замер. Даже легкие на какое-то время перестали работать. Было только чуткое восприятие. Глубокий вдох принес немного успокоения.
— Я в порядке.
— Хорошо. — Она улыбнулась, посмотрела на изодранную ногу. — Мне не нравится эта царапина. Можно, я ее чем-нибудь обработаю?
На секунду Велвет задержала взгляд на лице Джексона, потом встала и выбежала из комнаты.
Джексон издал протяжный стон. Трудно сказать, что именно произвело на него большее впечатление: легкое и нежное прикосновение пальцев, подобное касанию перышка, или губы, шепчущие у самой его щеки. В любом случае он понял, что впервые за многие годы его сердцу угрожает реальная опасность.
Когда Велвет вернулась в комнату с коробочкой пластырей и пузырьком в руках, он с трудом пришел в себя.
— Вам будет немного больно, — сказала она, прижав кусочек ваты к ране.
— О! — Джексон схватился рукой за больную ногу. — Что, черт возьми, это такое? — Жжение окончательно привело его в чувство.
— Спирт. Простите, но нужно продезинфицировать рану, чтобы не попала инфекция. Я постараюсь сделать так, чтобы не было больно, — сказала Велвет.
Джексон не смотрел, как Велли обрабатывала рану, накладывала антибиотический крем и приклеивала пластырь. Он чувствовал себя глупо: как ребенок, испугался обработки царапины. А теперь еще приходится волноваться из-за реакции на прикосновение ее рук.
— Ну вот, — прошептала девушка и, нежно проведя рукой по пластырю, улыбнулась. — Извините, но вы оказались между Дьяволом и Малышом.
Джексон пожал плечами. Он не хотел говорить, что подозревал Берди в подстрекательстве во всей этой истории.
— В какой-то момент собака… Это ведь собака, не так ли? — спросил он.
Велвет засмеялась, ее глаза светились.
— Это ирландский волкодав. Они, м-м-м… довольно большие.
— Это преуменьшение, — Джексон засмеялся вместе с ней. — В общем, он вошел, и я не успел опомниться, как пес уже стоял над котом, который спал у меня на коленях.
— Дьявол спал у вас на коленях? — Велвет положила руку на его плечо, прожигая горящим взглядом.
— Да, — ответил Джексон, потирая плечо, где только что была ее рука, и посмотрел на девушку.
— Надо же. Обычно Дьявол не признает никого, кроме бабушки. — Велвет перевела взгляд на кресло-качалку.
Джексон проследил за ее взглядом и удивился, заметив, что Берди исчезла. Откашлявшись, он наклонился вперед.
— Нельзя ли мне воспользоваться ванной комнатой?
— Да, вон там.
Слегка покачиваясь, Джексон прошел по полированному паркету в указанном Велвет направлении.
Когда он скрылся за дверью, девушка вскочила и бросилась на кухню. Берди очень тщательно искала что-то в холодильнике.
— Зачем ты это сделала? — спросила Велвет.
— Ничего я не делала. Я тут пытаюсь найти что-нибудь. Хочется сладкого.
— Я о другом, и ты знаешь, что я имею в виду.
Не выражая никакого интереса к происходящему, Верди сняла фольгу с тарелки, на которой лежали рулеты с корицей; взялась пальцами за белую сахарную глазурь и поднесла лакомство к сухим морщинистым губам.
— Нет, это не то. — Она закрыла дверцу холодильника и потянулась к банке печенья.
— Бабушка! — Все еще дрожа от прикосновения к коже Джексона и его взгляда, Велвет пыталась придать твердость своему голосу.
— Что? — удивилась Берди, жуя огромное овсяное печенье, самое большое из тех, что там были.
— Ты, случайно, не спровоцировала драку между Малышом и Дьяволом?
Берди недовольно фыркнула:
— Я тут ни при чем. Это же животные. Причем полярно противоположные. Они постоянно играют таким образом.
— Ты прекрасно знаешь, что их игры могут превратить комнату в руины менее чем за тридцать секунд.
— К чему ты клонишь?
— Ты спровоцировала эту возню?
— Каким образом?
— Ты постоянно провоцируешь Малыша.
— Зачем мне это?
— Не знаю. — Велвет глубоко вздохнула и подняла руки в знак капитуляции. — Я не знаю.
— Девочка моя, по-моему, тебе лучше никуда не ходить сегодня вечером. Ты выглядишь усталой.
Велвет подняла голову и встретилась глазами со знакомым взглядом своей бабушки, как всегда, не выражающим никакого интереса.
— Именно этого ты хочешь, да? Тебе не нравится, что я иду на прогулку с Джексоном.
— Это неправда. И мне обидны твои обвинения. С какой стати я должна быть против твоих прогулок?
— Потому что ты не хочешь, чтобы я снова страдала.
— Это правда. Но я не хочу портить тебе вечер. Ты взрослая женщина и сама можешь принимать решения. — По-видимому, устав держать печенье в руке, Берди бросила недоеденное лакомство в мусорное ведро. — Я не хочу, чтобы ты страдала, но никогда не буду вмешиваться в твою жизнь. Никогда!
Чувство стыда обуяло Велвет. Берди выпрямилась, гордо расправив плечи.
— Извини, бабушка. Просто, когда я вошла, тут было такое… я подумала, произошло что-то страшное. Прости меня.
Велвет обхватила руками старую женщину и прижалась к ней. Берди лучше, чем кто-либо, понимала, через что пришлось пройти Велли в последние годы. Она была единственной в семье, кто действительно поддерживал Велвет во время развода. Родная мать пыталась «наставить дочь на путь истинный», советуя вернуться к мужу и убеждая, что он больше не будет поступать подобным образом. Ее мать не понимала, что это было не в первый раз, а значит, и не в последний.
