Почти каждый вечер она встречалась с Давидом — или у него в гостинице, или в своей квартире. Он иначе переживал смерть тестя, винил во всем себя, не находил слов и замыкался, когда Марлена заговаривала о Георге. Она сострадала его беспомощности, ее чувство к нему изменилось, приобрело материнский оттенок. Он все еще восхищал ее, как картина, которой восторгаешься, не обращая внимания на то, что рама потускнела. Они даже снова спали друг с другом, но жар прошлых ночей погас, и вернуть его было уже невозможно.
Потом она позвонила Вальтеру Леонарду. Ей было необходимо рассказать кому-то все о себе и Георге. Она хотела поведать Леонарду о Берлине, о местах, куда водил ее Георг: о пивной, принадлежавшей его давнишней приятельнице, о кафе в Копенике, о его желании связать с ней свою жизнь. Боже, как прекрасно все могло быть! А теперь нет ничего, ничего, и она ищет понимания у его лучшего друга. Нет, честно говоря, она искала прощения.
Но Вальтер Леонард был в отъезде и должен был вернуться только через несколько дней.
Потом, в середине декабря, она получила от него письмо. Он приглашал Каролу и Марлену для официальной встречи в адвокатской конторе. Марлена сразу позвонила Давиду. Тот не знал ничего точно, однако подозревал, что эта встреча связана с завещанием Георга.
Секретарша адвоката проводила ее в кабинет. Вальтер Леонард и Карола были уже там. Адвокат вежливо поздоровался с ней, она улыбнулась в ответ, протянула Леонарду руку и кивнула Кароле. Адвокат объяснил, что имеет на руках завещание Георга, в котором среди прочего утверждается, что она, Марлена, должна получить место в совете директоров. Если же это ее право будет оспариваться, то ей надлежало выплатить такую значительную отступную сумму, которая могла бы поставить издательство в откровенно пиковую ситуацию. Вальтер Леонард был назначен душеприказчиком и поэтому попытается найти компромисс между ней и наследницей.
Марлена взглянула на Каролу. Та сидела неподвижно, выпрямившись и глядя в одну точку перед собой. Волосы она собрала в пучок, словно хотела подчеркнуть этим свою непреклонную позицию.
Карола сказала:
— Я буду оспаривать завещание. Когда отец составлял его, он еще не знал, как отвратительно обойдутся с ним фрау Шуберт и мой муж.
Леонард наклонился к ней. Его глаза были полны сочувствия:
— Мне очень жаль, Карола. Но я знаю, что этот пункт отражал волю твоего отца и до его последних минут оставался неизменным.
Брови Каролы удивленно поползли вверх.
— Этого не может быть.
— После того злополучного совещания я беседовал с твоим отцом. В тот же день. Я спросил его, не желает ли он изменить завещание. Он отказался.
«Он отказался…»
Леонард повернулся к Марлене:
— Он был высокого мнения о вас. То, что его соперником оказался зять, сильно задело его, но он попытался вас понять и оправдать. Он любил Давида, очень любил, как вы знаете. И считал, что не имеет права обвинять вас. Вы не были связаны с ним узами брака. Да, кроме того, у вас была значительная разница в возрасте.
Разница в возрасте. Лицо Марлены вспыхнуло.
— Он был молод, как никто другой.
Карола вскочила:
— Отец не был мазохистом. Я оспорю завещание, клянусь.
Леонард примирительно сказал:
— Сядь, Карола. Я понимаю тебя. Но ты знаешь, что Георг был моим лучшим другом. И поэтому я сделаю все, чтобы исполнить его волю.
— А если я все же обращусь в суд?
— Тогда наше деловое сотрудничество закончится.
Карола опустилась на стул. В комнате повисла тишина.
Марлена откашлялась. Разговор измучил ее.
— Я уйду из фирмы. Мне не нужно никакой компенсации.
Она пошла к двери, но в нерешительности остановилась и вернулась к столу, к Кароле:
— Ваш отец знал, как много значила для меня фирма Винтерборна, поэтому и сделал это. Но я вижу, что для вас совместная работа со мной невозможна. Я не хочу денег, дело в этом случае совсем не в них.
Она покинула кабинет и направилась к лифту. Ожидая лифт, она вдруг ощутила, как смертельно устала. Она опустилась на ступеньки и прислонилась к перилам. Жалость к себе охватила ее. Из секретариата доносились голоса, кто-то смеялся. Марлена вдруг почувствовала, как к ней вернулся боевой дух. Эмоции, всего лишь эмоции! Она сидит тут, на лестнице, можно сказать, безработная, и предается страданиям. А ей нужна ясная голова. Которая тут же услужливо подсказала, что она только что широким жестом отказалась от больших денег. Сцена, достойная пошлого и красивого фильма. Страдающая героиня отказывается от состояния, которое могло бы запятнать память о ее великой и чистой любви. Но жизнь была невероятно дорогой! А ее дочь учится в университете!
Она решительно поднялась на ноги. Тот, кто отказывается от денег, должен, черт возьми, разродиться хорошей идеей, чтобы пережить этот благородный поступок!
Несколько дней спустя она сидела у себя в кабинете и разбирала свой стол. Она убирала личные вещи в «дипломат» и уже собралась уничтожить старые бумаги, как вдруг в дверь постучали и вошла Карола.
Марлена молча ждала.
Карола указала на стул:
— Вы позволите?
Марлена кивнула.
Карола села. Она критически оглядывала Марлену, словно не была уверена в правильности своей оценки. Потом нерешительно сказала:
— У меня была долгая беседа с Леонардом. Я должна сказать… ваша позиция понятна мне, более того, она мне даже импонирует.
«Еще бы. Она сэкономит тебе кучу денег, моя милая…»
Карола посмотрела на «дипломат», на пустые ящики стола:
— Я отзываю назад решение о вашем увольнении.
«Ну-ну, дальше…»
— Отчасти потому, что уважаю волю отца. Отчасти, однако, потому, что получаю много звонков от людей, которые тесно работали с вами и которые, внезапно узнав о вашем решении, безмерно сожалеют, что вы хотите покинуть издательство. Туристические союзы, банки, министерство… Кажется, вы имеете неплохое лобби среди наших клиентов. Поймите меня правильно. Я не позволю давить на себя. Я также не могу себе представить, что вам удастся основать что-то вроде конкурирующей фирмы. Но навредить нам вы можете. Да и почему, собственно, отказываться от сотрудничества с вами? Я ведь не обязана при этом любить вас, правда?
Карола смотрела на нее выжидательно. Она сжала руку в кулак, снова разжала ее и иронически улыбнулась:
— Мой отец так восхищался вами. Вашим упрямством, настойчивостью, последовательностью, честолюбием. И вашей находчивостью. Теперь мне ясно, почему. Итак: вы остаетесь?
— А Давид?
