Синие глаза, не дрогнув, выдержали взгляд широко раскрытых, с золотыми искорками глаз Верити. После длительной паузы он вдруг резко сменил тему.
— Тебе трудно говорить об Эдварде?
Застигнутая врасплох, она медленно положила ложку трясущейся рукой.
— Нет… Ничего. Я не собираюсь делать вид, что его не было. Мне дали совет говорить об этом как можно больше… потому что так легче переносить…
Люк молча смотрел на нее, и, различив в его глазах недоверие и насмешку, Верити внутренне вся сжалась. Может, мне только показалось? — тут же подумала она. А что, если мое собственное чувство вины подсказывает то, чего на самом деле нет?
— Эдвард был моим хорошим другом, — сказал он наконец. — Он здорово выручил меня, когда мне было очень плохо. Я никогда этого не забуду.
Верити ждала, борясь с негодованием и любопытством и едва сдерживаясь, чтобы не задать вертевшийся на языке вопрос. Глаза Люка потемнели, из чего она сделала вывод, что у него и вправду были крупные неприятности, о которых, однако, он не собирается говорить, только для того чтобы удовлетворить ее любопытство. Она же думала о другом: если Эдвард, полностью ему доверяясь, предложил ему быть шафером на их свадьбе, как же он мог отплатить другу подлостью за его помощь и поддержку?
— Он тебя очень любил, — продолжал мрачно Люк, — но ты и без меня это знаешь. Так ведь?
Она напряженно кивнула. Щеки ее порозовели. Куда это он клонит? Неужели он знает все об их взаимоотношениях с Эдвардом? Неужели считает, что она просто спасовала перед внезапно вспыхнувшей страстью, которой предпочла обеспеченное благополучие?
— Что ты хочешь всем этим сказать? — спросила она срывающимся голосом и всячески избегая его проницательного взгляда.
— Он рассказывал мне о твоих родителях и о том, как они погибли в горах. Так что, когда он умер…
— Ты решил, что твои обязанности шафера на этом не закончились? — прервала она с натянутым смешком, сидя очень прямо. — И почувствовал себя обязанным присматривать за бедненькой сироткой, потерявшей к тому же и жениха? Скажи, этот маленький конфиденциальный разговорчик между вами произошел до или после того, как ты пытался меня соблазнить?
Люк внимательно на нее посмотрел.
— Соблазнить тебя, Верити? А как же ваша английская поговорка: «Для танго нужны двое»?
Глаза его насмешливо заблестели.
— Ты не ответил на мой вопрос!
— Какое это имеет значение? Ты хочешь знать, что мною двигало? Считал ли я тебя неотразимой или просто хотел испытать твои чувства к Эдварду?
Это скрытое бахвальство вызвало у Верити приступ слепой ярости. Так вот, оказывается, в чем дело! Какого же надо быть мнения о женщинах, чтобы проверять невесту Эдварда на предмет ее будущей верности! Вообще-то во всем этом есть определенный смысл, подумала она. Хладнокровно и точно рассчитанный прием, характерный для Люка Гарсии с его вызывающим «послужным списком». Вспоминая все, что слышала о нем тогда во Флориде: о его прошлом и о том, как он обошелся со своей женой, — она недоумевала, как вообще Эдвард мог дружить с таким человеком.
Очень хотелось высказать ему все, что она о нем думает, но как бы потом не пожалеть о своих словах. Кто она такая, в конце концов, чтобы судить Люка? Действительно, однажды она поддалась его чисто физическому обаянию и не собирается выкидывать из памяти тот мучительный для нее эпизод. Она никогда себе этого не простит, хотя никогда бы и не позволила Люку зайти дальше: их отношении с Эдвардом были именно такими, каких она хотела, и этого ей было достаточно.
Поглощенная борьбой с собственными чувствами, она тем не менее заметила какое-то безжалостное выражение в глазах внимательно наблюдавшего за ней Люка и, дико озираясь в поисках чего-нибудь, что помогло бы ей восстановить самоконтроль, вдруг вспомнила о заказах, которые он ей организовал за последние двенадцать месяцев, и прощальные слова Сары, просившей ее быть осмотрительной. Она сама виновата в том, что приняла оливковую ветвь его помощи и пользовалась ею… Он заслуживает по крайней мере вежливого отношения.
Верити резко выдохнула и покачала головой.
— Ты совершенно прав, это не имеет никакого значения! Все кончено и забыто. Давай опустим занавес, если ты не возражаешь.
— У меня такое впечатление, что я опять тебя расстроил, — пробормотал Люк, но в его голосе она не уловила извинения. — Я вовсе не об этом хотел говорить в твой день рождения.
— А о чем ты хотел говорить, Люк?
Он сделал вид, что не заметил язвительного тона.
— На сегодняшнее утро я планировал повести тебя нырять. Вода сегодня чудесная…
— Я еще никогда не ныряла.
— No hay problema. Это не проблема, не волнуйся. Я тебя научу. Сегодня — твой день.
— Какая галантность!
Он вновь пропустил это мимо ушей.
— Затем поедем в Пуэрто-Плата и на фуникулере доберемся до горы Исабель-де-Торрес. Оттуда открывается прекрасный вид. А если хочешь, я покажу тебе заросли мангровых деревьев в лагуне Гри-Гри, долину реки Сан-Хуан…
— Он замолчал, заметив, что лицо у нее застыло. — Хотя все это может подождать и до завтра. Мое ранчо там недалеко. И поле, на котором я играю в поло, когда живу на острове…
— Погоди, погоди! — Верити возмутило, что он так по-хозяйски распоряжается ее временем. — Забудь о завтра! Сегодня я быстренько осмотрю остров, а завтра полечу обратно.
Люк спокойно выдержал ее рассерженный взгляд.
— Creo que nо, — мягко усмехнулся он. — Думаю, что нет. Успокойся, Верити. В память об Эдварде мы должны быть друзьями, забыть о прошлом…
— Интересно, как это ты пришел к такому… хитрому заключению? — дрожащим голосом спросила она, вскочив на ноги и совершенно забыв о намерении держать себя в руках. — У меня нет ни малейшего желания забывать о прошлом. Прошлое преподнесло мне очень ценный урок! Я до сих пор стыжусь того, что произошло между нами в марте прошлого года.
— Совесть неспокойна? — мягко спросил Люк, сузив глаза. Ей даже захотелось пнуть его ногой — таким он был спокойным и так хорошо владел собой.
— А у тебя она вообще есть?! — парировала она низким от ярости голосом, задетая за живое легкой издевкой в его тоне. — Насколько я понимаю, все это внимание к моей персоне, которого я, кстати, не просила, — результат несколько искаженного чувства долга по отношению к Эдварду, который был твоим другом. Якобы другом. Но, думаю, ему было бы лучше без твоей так называемой дружбы, да и мне тоже!
— Так в чем же ты себя считаешь виноватой? В том, что не оказала мне должного сопротивления, — жестко настаивал Люк, — или в том, что вдруг поняла: тебе нужна моя любовь, хотя помолвлена ты с Эдвардом?
