Ким Гудолл - Жаркая ночь

— Ты убегаешь, Кейт. — Черт возьми, он опять был рядом, обогнав ее быстрым шагом; как же, последнее слово должно остаться за ним! — И так ты делаешь всегда, когда перед тобой возникает проблема, которую, как ты думаешь, ты не можешь разрешить.

— О, я могу справиться с тобой с завязанными руками, — отрезала она. — Ты просто льстишь себе, думая, что я от тебя убегаю…

— Может, и не от меня, но от чего-то ты пытаешься уйти… Что это, Кейт? Мне хотелось бы помочь…

Катрин внезапно остановилась перед лестницей и посмотрела ему прямо в лицо.

— Разве ты не понял мои слова? Оставь меня в покое и не лезь в мою жизнь!

Не дожидаясь ответа, она начала спускаться по металлическим ступенькам. Хорошо еще, что там были перила, и она крепко ухватилась за них, спускаясь; она ничего не видела от слез, затуманивших глаза и появившихся неожиданно, когда она услышала это предложение о помощи и почувствовала доброту и искренность в его голосе.

Спустившись, она дрожащей рукой вытерла слезы. Только что Рекс обвинил ее в эмоциональной уязвимости, и меньше всего она хотела показать ему, насколько велика эта уязвимость.

О Боже, она должна взять себя в руки. Через минуту встреча с Флейм Кантрелл, а у нее нет времени привести в порядок свои чувства. Можно надеяться только на то, что звезда будет полна собственной значимостью и не заметит ее волнения.

Пробормотав молитву, Катрин шагнула под арку, ведущую в дом.

— Мисс Кантрелл спустится через минуту. — Моника поставила дымящийся кофейник в центр обеденного стола. — А пока выпейте кофе.

Удовлетворенно напевая себе под нос, она вышла из столовой, ее сандалии громко постукивали по белому известковому полу.

Чувствуя на себе внимательный взгляд Рекса и желая избежать этого, Катрин начала оглядываться по сторонам. Потолок был очень высоким, с белыми балками, на которых висели два медленно вращавшихся вентилятора, помогавших дуновению ветерка, проникавшего через распахнутые стеклянные двери веранды и широкие окна. Снаружи доносились отдаленные звуки музыки и пение птиц.

А рядом опять был голос Рекса.

— Кофе?

Она с трудом заставила себя ответить.

— Да, спасибо.

Катрин любила черный кофе; она заметила, что в свою чашку Рекс опустил три ложечки сахара и добавил сливки. Как и вчера в машине, ее поразили красота его длинных пальцев и легкий темный пушок на запястьях.

Он откинулся на спинку кресла.

— Тебя когда-то очень обидели, и ты решила посвятить всю свою жизнь работе. Стать лучшей.

Он не задавал вопросов, а просто констатировал факт. То, что он считал фактом.

Катрин решила не реагировать.

— Конечно, ты достаточно взрослая и достаточно умна, чтобы знать, что в жизни гораздо больше…

— Что я знаю, — с яростью произнесла Катрин, глядя на него поверх чашки с кофе, — так это то, что я уже говорила тебе раньше: я не хочу это обсуждать.

— Хочешь или нет, но жизнь — это гораздо больше, чем просто работа. Семья, например…

— У меня прекрасная семья, благодарю тебя. Мои отец и мать живут на Западе, они обожают меня, а кроме того, у меня есть сестра, которую я считаю своей лучшей подругой.

— …И дети. — Опять он продолжал, как будто не слышал ее слов. — Дети, Кэти, дорогая! Без сомнения, ты — злючка, Кэти, но я верю, что когда ты освободишься от этих колючек…

Она хотела закрыть уши, но не могла. Она понимала, куда ведет этот разговор, но не смогла остановить его. Слова звучали в ее голове, отражаясь эхом в пустоте и безжизненности ее души. Как стрела, небрежно выпущенная в темный лес, когда охотнику безразлично, кого она ранит, слова Рекса вызвали острую боль, ибо ранили ее душу. Боль и печаль…

Боже мой, он еще продолжает говорить!

— Ты не думаешь о детях, Кейт? Им нет места в твоих планах на будущее?

Катрин допивала кофе, пытаясь выиграть время, чтобы не выдать себя. Она должна была произнести такие слова, чтобы он понял: вопрос закрыт раз и навсегда. Наконец она медленно опустила чашку на блюдце; к ее удивлению, рука не дрожала.

— Правильно, — ответила она, не веря, что ее голос может звучать так спокойно. Спокойно, буднично и… твердо. — Моя карьера — самое главное в моей жизни. И у меня никогда не будет детей.

Он покачал головой.

— Это странно. Что ты имеешь против детей, Кейт, ради Бога?

— Детей? — Катрин с трудом проглотила комок в горле и заставила себя засмеяться. — Они много плачут, не дают спать. Их тошнит, пеленки надо менять каждый час. А помимо всего… они непременно становятся подростками. — Она передернула плечами.

Рекс не успел ответить, так как его отвлек звук шагов снаружи. Четкий и уверенный стук высоких каблучков. Катрин вытерла взмокшие ладони о свои шорты и мысленно поблагодарила Бога. Кто бы это ни был, она была рада его вмешательству, хотя лучше бы это случилось раньше. Она повернулась и уставилась на дверь, услышав знакомый голос, который до сих пор слышала только с экрана. Голос, известный любителям кино во всем мире. Глубокий и выразительный, уверенный голос красавицы-актрисы, англичанки Флейм Кантрелл, желающий им доброго утра и приветствующий их.

С трудом Катрин задвинула в глубину сознания разговор с Рексом, наблюдая, как звезда идет к ним.

Безотчетно пожирая ее глазами, она обнаружила, что в жизни Флейм Кантрелл еще красивее, чем в кино. Рекс отодвинул свое кресло и поднялся. Чувствуя неожиданный восторг, восторг не журналистки, а поклонницы, Катрин последовала его примеру.

Актриса — по слухам, ей было всего двадцать девять лет — была высока, стройна и обладала роскошной фигурой. И хотя ее безупречная кремовая кожа и чуть приподнятые в уголках изумрудные глаза обращали на себя внимание всех мужчин, наибольшее внимание привлекали удивительные волосы. Копна ярко-рыжих волос обрамляла ее лицо, формой напоминающее сердце, и падала тяжелой наэлектризованной массой на плечи; казалось, что они живут своей жизнью, источая энергию при малейшем движении. Катрин тихонько перевела дыхание, женщина была мечтой для фотографа. Эти глаза, эти волосы, эта почти прозрачная кожа…

Она очнулась, увидев, что звезда протягивает ей руку, ее кремовое платье-кафтан, отделанное золотом, красиво облегало ее фигуру, подчеркивая ее четкие линии. Сглотнув от волнения, Катрин пожала протянутую руку и, к своему удивлению, обнаружила, что она холодна как лед.

— Мисс Эшби, — чувственный голос, казалось, вибрировал в воздухе вместе с ароматом экзотических французских духов, — я видела ваши работы, они производят сильное впечатление…