— Р-разве я делаю что-то невероятно неприличное? Мне не приходило в голову, что я могу стать причиной задержки уличного дви…
— Никого и ничего вы не задерживаете! Просто у вас такой вид, что в любой момент к вам могут пристать — во всяком случае, могли, пока я не присоединился к вам!
Карин испуганно огляделась и густо покраснела, заметив пристальные взгляды черных жадных глаз, прикованных к ней. Возможно, по контрасту с ярким солнечным светом внутренность лавочек за дверными проемами казалась зловеще-черной, и белоснежные зубы местных жителей, сверкающие в широких сластолюбивых ухмылках, приобретали тревожащую многозначительность, когда их темнокожие обладатели сливались с этими черными пятнами.
Один джентльмен в феске и полосатом костюме плотоядно облизнул губы, а смуглый малый в лохмотьях буквально пожирал взглядом молоденькую англичанку.
Почувствовав подступившую дурноту, Карин внезапно побледнела.
— Я… я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду, — запинаясь, проговорила она.
— Очень рад.
Уиллоугби схватил ее за руку и сразу остановил новенькое такси. Он быстро сказал водителю несколько слов, затем помог девушке забраться внутрь. Он мрачно молчал, не расспрашивая ее о покупках или о том, что интересного ей удалось повидать в городе, не пытаясь выяснить, успела ли она выполнить свою программу пребывания на берегу. Карин же была слишком потрясена случившимся, чтобы заговорить первой, поэтому забилась в уголок на заднем сиденье и только ждала момента, когда они высадятся у пристани.
Но к ее немалому удивлению, водителю, оказывается, была дана инструкция доставить их не к кораблю, а прямо к отелю, где Кент не однажды останавливался и где, по его сведениям, подавался настоящий английский чай.
Карин ничем не выдавала своего недоумения, пока Кент помогал ей выйти из машины и сопровождал ее по лестнице внушительного отеля, и, только очутившись в прохладном вестибюле, робко поинтересовалась:
— Но зачем вы привезли меня сюда?
— Я подумал, что вам хотелось бы выпить чаю. Или мороженого, а может, какого-нибудь прохладительного напитка, если вы предпочтете, — сдержанно, но без каких-либо враждебных ноток сказал он. — Вы ведь еще не привыкли к такой жаркой погоде, к ослепляющей белизне зданий, и вам, вероятно, трудно долго находиться на улице. Вы пытались придумать, куда направиться дальше, когда я вас заметил, или действительно заблудились?
— Заблудилась.
Карин нервно взглянула на него, затем с удовольствием опустилась в кресло, выдвинутое для нее в комнате отдыха, убранной пальмами в больших кадках на мраморном узорчатом полу. Благодаря кондиционеру, в помещении царила прохлада.
— Но я бы нашла дорогу! — поспешно добавила она, увидев его хмуро сдвинутые брови, когда он садился напротив. Она сняла шляпу и тряхнула влажными темно-рыжими кудрями. — В самом деле! Я прекрасно ориентируюсь где бы то ни было, и мне трудно по-настоящему заблудиться!
Он улыбнулся, и Карин показалась себе совсем маленькой и глупой в своем страстном стремлении оправдаться.
— Хотя… должна признаться… я не сознавала, что на меня глазеют, — решилась она сказать, невольно вздрогнув при воспоминании о говорящих взглядах незнакомцев на улице. — Это… это было не очень-то приятно.
— С вашей стороны было чистым легкомыслием отправиться на берег одной, — сурово сказал Кент.
— Мне не с кем было пойти, потому что у миссис Мейкпис разболелась голова. Когда у нее бывают такие сильные приступы мигрени, ей приходится оставаться в постели.
— А что же все эти благородные рыцари, которые так назойливо вьются вокруг вас? — с натянутой улыбкой спросил он. — Только не говорите мне, что среди них не нашлось ни одного, который не был бы рад сопровождать вас на берег. Даже не рад, а счастлив!
Карин покраснела. Хотя он старался казаться приятным и дружелюбным, недоброжелательность все же прорывалась наружу.
— Я отпустила их, потому что хотела остаться с миссис Мейкпис… то есть я думала, что должна с ней остаться.
— Но она пожертвовала собой и решила, что может обойтись без вас?
— Она очень добра и никогда не мешает мне развлекаться, если я ей не нужна, — строго заметила Карин.
— То есть она просто превосходная хозяйка?
— Лучшей я не могла бы и желать, — так же непреклонно ответила девушка.
Подали чай, и Кент предложил девушке разливать его. Она удивилась, когда он взял себе чашку. Почему-то ей казалось, что он из тех мужчин, которые презирают привычку пить чай днем, хотя, наверное, смотрят на этот обычай как на уступку женскому обществу — когда и если они до него снисходят.
— По-видимому, вы весьма преданная компаньонка, — заметил он, опуская в свою чашку несколько кусочков сахара. — Как случилось, что вы встретились с миссис Мейкпис?
— Я пришла в агентство, а она уже обратилась в то же самое бюро с просьбой подыскать ей секретаря-компаньонку. На самом деле я не секретарь, то есть я хочу сказать, не настоящий секретарь, но как компаньонка, кажется, вполне полезна. — Это прозвучало немного наивно. — А с миссис Мейкпис так легко ладить, что я считаю, мне очень повезло, — закончила она с некоторой чопорностью.
— Понимаю.
Впервые с тех пор, как она дала ему пощечину, в его глазах промелькнула улыбка, и, казалось, он не мог отвести взгляда от стройной фигуры девушки в превосходно сшитом бирюзовом костюме, который так шел к ее глазам. Если бы она не была уверена, что он просто не способен чувствовать ничего в этом роде, — хотя ее это нисколько не заботило, — Карин заподозрила бы блеск восхищения в его глазах.
— Расскажите мне что-нибудь о себе, — неожиданно попросил он. — Например, о ваших родителях… О, я знаю, что не имею права спрашивать вас об этом, но вы в некотором роде интересуете меня. В конце концов, — сказал он с саркастической усмешкой, — вы единственная женщина, у которой хватило смелости закатить мне пощечину! И это после того, как только что таким же способом отметили физиономию другого мужчины за то, что он воспользовался тем же преимуществом сильного мужчины!
Карин мучительно покраснела.
— Вы извинились передо мной в ту ночь, — смущенно проговорила она, — И думаю, лучше мне сейчас тоже извиниться перед вами. Я всегда считала, что женщине неприлично ударить мужчину по лицу. Но вы сами напросились на это! — Она укоризненно посмотрела на него. — Если хотите знать, что я думаю, — добавила она в неожиданном приступе смелости, — я считаю, что вы вели себя оскорбительно!
Уголки его губ слегка приподнялись, обозначив улыбку.
