Всем трем обязательно надо было проявиться сегодня 14 февраля, в День всех влюбленных, и в день, когда она влюбилась без памяти и встретила любовь всей своей жизни.
В третий час ночи, когда глаза и руки отказывали Емилии в сервисе, но голова продолжала работать на чистой упертости, она еле-еле набрала на клавиатуре гаснущего, тоже уставшего телефона: «как снять проклятие» и наткнулась на первое же попавшееся предложение по этому поводу – вернуться в прошлое и все исправить.
Это было гениально! Это была идея!
В прошлом ждало спасение! И называлось все просто и понятно «регрессивный гипноз». Емилия, забывая про проклятия, готова была погрузиться в анналы своей пьяной памяти прямо сейчас, чтобы бестолковая, девичья, куриная память, куда словно в глубокий колодец канули цифры, записанные мужественной рукой Миши, всплыли перед глазами, как лист перед травой. Но во-первых, гипнотизеры, как и другие нормальные люди, спали ночью. Во-вторых, засыпала и Емилия, упав на свои непослушные руки непослушной головой, в которой упрямо застряла идея вернуться в прошлое, буквально в вечер этого четырнадцатого по счету дня февраля, и проследить за Мишиной рукой, которая выводила заветные цифры.
Слава Богу, в мегаполисе в воскресенье работали не только кафешки, аптеки, транспорт, но и гипнотизеры.
Наведавшись за спасительным кофе в кафешку, потом в аптеку за не менее спасительным, постпохмельным и антиаллергенным, потом сев в такси, Емилия направилась к неспящему в это раннее утро гипнотизеру, которого она нашла в паучьей сети первым.
Виктор Борисович производил правильное впечатление для гипнотизера. Очень-очень-очень странный тип. Описывать его было бесполезно, ибо все в нем было странным: от черного пиджака а-ля Муэрте до усиков Дали и горящего взгляда, а еще на пол-лица разлившееся родимое пятно, сросшиеся брови Фриды Кало, огромная бородавка на носу.
– Моя задача, – сразу обозначила Емилия, стараясь абстрагироваться от вида Виктора Борисовича, – вернуться во вчерашний день, точнее, вечер, и вспомнить очень важную деталь – цифры телефона одного молодого человека, который оставил мне их… Он сам их мне написал, – стала путаться Емилия, которая не хотела показаться очень легкомысленной, и в то же время волновавшейся за исполнение задачи.
– Не беспокойтесь, – уверил ее горящий взгляд с бровями.
– А есть побочные эффекты у регрессивного гипноза? – вдруг вспомнила Емилия, поднявшись с кушетки, куда ее уложил Виктор Борисович, отправляясь за причиндалами для гипноза.
– Сознание – штука непознанная. Бывает разное, – философски отвечал Виктор Борисович, но увидев ошарашенную клиентку, готовую к побегу, заверил, – но все всегда оставались живы. И задачи были выполнены.
Это внушало надежду. Емилия опять улеглась и тяжело вздохнула. Любовь требует риска и жертв. У всех принцесс было так. Видимо и ее, пусть и ненастоящую принцессу, эта участь не миновала. Она все же сложила руки домиком и обратилась к потолку, за которым прятались высшие силы, с просьбой, чтобы эта бредовая идея с путешествием в прошлое закончилась хорошо или хотя бы никак. Ну с чем пришла – с тем ушла.
– Мне только цифры и назад, – еще раз попросила Емилия, и красивые часы с золотой оправой и острыми стрелками замигали перед глазами. Виктор Борисович запел бархатным голосом, который завораживал, раскрепощал и заставлял расслабиться и поверить ему, забывая про часы и про самого Виктора Борисовича. Только его голос. И про часы. И только про его голос… и про голос. Голос.
Голос звал Емилию, она поддавалась ему, потому что это было так естественно идти за ним… Они вышли с голосом в эту февральскую стужу, из которой она только что появилась, где прожила тридцать с хвостиком лет и так и не смогла найти пару. Даже не могла улечься в постель с нелюбимым человеком. Все рассказы о том, что секс полезен для женского здоровья, вызывали рвотные позывы у Емилии, не представляющей, как мужской орган влияет на иммунитет или, скажем, на осанку. Когда ее подруги или знакомые заводили подобные разговоры, что сексом надо заниматься минимум два раза в неделю от тридцати до сорока пяти минут, – ей почему-то явственно представлялось, что все они имели в виду кофейные клизмы два раза в неделю… Потому что предмет разговора, то есть секс, под которым подразумевалась любовь, ускользал, оставались клизмы, полезные для здоровья…
«Уж лучше клизмы, – думала Емилия, – чем секс с нелюбимым мужчиной, от вида которого не заводятся бабочки в животе, воздух не становится бирюзовым, не цветут лианы и время становится тягучим как карамель.., или хотя бы не появляются газы… А только сильное желание с кем-то съехаться, чтоб легче было переносить эту реальность с буднями, выходными, кредитами, поездками, насморками и ремонтами».
И в первый же раз, когда бабочки залетали у нее по всему телу, смешно щекоча своими крылышками изнутри желудок и иммунитет, она потеряла телефон Миши…
«Ой, она отвлеклась…», – вспомнила Емилия и побежала за голосом, который чуть вырвался вперед.
– Емилия, Емилия, направились куда? – повторил свой последний вопрос голос.
– Туда, где я была вчера, – попросила девушка.
Дороги-дороги-дороги, снег-снег-снег, здания-здания-здания. Замельтешили, как огоньки на елке.
– Вон тот переулок, – указала пальцем Емилия. Там ресторан. Золотой куш, который она отхватила и благополучно потеряла.
– Но это было вчера, – напомнила голосу Емилия.
– Я знаю, – уверил бархатный голос. – Мы и есть во вчера.
– Это хорошо, – удовлетворенно отозвалась Емилия и вошла в ресторан первая. Он был уже полон, как вчера, потому что она чуть опоздала, но даже с порога в толпе сразу же различила Мишу. Он словно золотой истукан, был покрыт золотыми пластинами с ног до головы. Но Емилию это не смущало. Для нее он был вылит из золота. Ее золотой куш. Она приблизилась и повторила все действия вчерашнего вечера, только в каком-то убыстренном ритме, но все равно приятном: невероятным было слышать, говорить, чувствовать Мишу, который тут, в гипнотическом, почти реальном сне Виктора Борисовича, казался еще только лучше. Ей даже пришло в голову изменить вчера, например, назвать свою фамилию, адрес, записать свой телефон. Но голос ласково ответил, что это невозможно.
– Ладно, – легко согласилась девушка. – Неважно, – и дождалась момента, когда Миша стал выписывать цифры своего телефона. Ей даже не пришлось перевешиваться через стол, цифры отлично читались с ее места: 8 9 0 3 9 9 9 8 1 6 4 – они легко запоминались, становились родными памяти, превращались в песню.
– Мы можем идти, – сказал голос и направился к двери, так как операция была выполнена с успехом. Но Емилия продолжала сидеть на стуле и любовно смотреть на молодого человека, его лицо завораживало ее, каждая черточка на лице становилась песней, какой-то знакомой, хоть и далекой.
– Емилия, это лишнее, – у двери сказал голос.
– Я хочу знать, – настаивала девушка. – Я хочу знать, кто он?
Голос замолк. А Емилия протянула руку и дотронулась до Миши, покрытого золотыми пластинами и вдруг… провалилась в него, как в зеркало.
– Боже мой! – взмолилась девушка, оказавшись в кромешной темноте, и стала чертыхаться на свои настырность и любопытство, затащившие ее в катастрофу. И тихонечко, чуть не плача, стала взывать к голосу и просить спасти ее. Но никто не отвечал. Пока она ждала ответа, боясь шелохнуться и наделать еще больших глупостей, заметила, что темнота вокруг не такая уж кромешная, а является всего лишь внутренней стороной коробки или шкафа с тонкими расщелинами, через которые стали пробиваться солнечные лучики.
– Надо найти створки, – догадалась Емилия и стала на ощупь исследовать свою тюрьму, как вдруг двери распахнулись сами собой, и все солнечные лучи, собравшись вместе, ударили ей в лицо, от чего она на мгновенье ослепла и выпала из шкафа прямо на пушистый ковер. Ее тут же подхватили несколько рук, нежно и в то же время хватко потащив куда-то на теплое, ласковое и щекотливое, хотя и на ковре лежать тоже было неплохо.
