первым делом, как вернусь в Лос-Анджелес, полечу к нему во Францию. Но по прилету домой меня ждало лишь разочарование.
Войдя в квартиру, сначала я не заметила ничего необычного. Все было так, как мы оставили, когда уезжали отсюда. Оставив чемодан в прихожей, я завалилась на диван: долгие перелеты утомляли и, приезжая домой, мне непременно хотелось поскорее вытянуть ноги. Я повернула голову и увидела маленький, согнутый пополам листок бумаги, который лежал на журнальном столике. Я взяла записку, предчувствуя что-то неладное. Развернув ее, я увидела несколько строк, написанный убористым почерком Кристофера:
«Моя девочка. Если ты читаешь это письмо, значит наконец-то вернулась со съемок. Прошлась по нашей квартире, как всегда забыла закрыть за собой дверь и, наверное, сейчас ты счастлива. Мне очень жаль, что я испорчу этот радостный момент твоей жизни. Марго, то, что между нами было — было искренне. Благодаря тебе я снова почувствовал себя живым, наслаждался каждым днем, проведенным с тобой. Воспоминание о нашем маленьком рае останется со мною навсегда. Но я так и не смог оставить прошлую жизнь. Я вернулся в семью. Прости. И знай, что я ни о чем не жалею. И ты не должна. Будь, девочка, сильной.
P.S. Очень надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь меня простить. Прощай».
Я выронила листочек из рук и тихо опустилась на пол. Слабыми руками я подняла записку и не видящим взглядом снова перечитала ее.
Господи, я отдала ему всю себя! Растворялась в нем до последней клеточки! Была готова идти хоть на край света, только, чтобы быть с ним рядом. А взамен на все это, он оставил мне клочок бумаги. Записку, слова которой беспощадными стрелами вонзались в мое любящее и ранимое сердце. Он бросил меня. Вот так просто. Через записку.
Так вообще бывает?
Я медленно поднялась и на негнущихся ногах подошла к телефону. Набрав до боли знакомый номер, я услышала холодный голос оператора, который сообщал о том, что абонент недоступен в данный момент. Я набирала номер снова и снова, но каждый раз слышала в трубке все тот же монотонный голос оператора, вместо теплого, ласкового, чуть с хрипотцой голоса Кристофера.
Шок и оцепенение постепенно покидали меня. На их место приходило горькое отчаянье, от которого хотелось кричать. Мне хотелось закричать так, чтобы все вокруг услышали мой срывающийся от рыданий голос! Но больше всего я хотела, чтобы этот беспомощный крик отчаяния долетел до человека, который причинил мне эту боль. Который вот так просто, безобидным листочком бумаги разбил мое сердце. Разбил мою жизнь. Но, увы, он ничего не услышит. Да, наверное, и не хочет слышать, раз сменил номер телефона, только бы я не вернулась в его жизнь.
Прошла неделя. Каждое утро я просыпалась, словно в тумане и упрямо надеялась, что это все был просто плохой сон. Что на самом деле не было никакой записки, а Кристофер сейчас придет, улыбнется и мы отправимся завтракать в наше любимое кафе. Но, к сожалению, это не было сном… Все происходило на самом деле.
Несколько раз я видела в интернете статьи о том, что дивная пара, после годовалой разлуки, наконец-то воссоединилась, и что блудный Кристофер Мортейн вернулся к жене и детям. Не знаю, зачем я вообще это читала, ведь от этого мне становилось во сто крат больнее, но я не могла не читать. Я по-прежнему хотела видеть его, хотя бы в интернете. На каждом фото он улыбался и, похоже, был абсолютно счастлив. А вот, что делать мне? Как жить после этого?
Просидев дома почти месяц, выходя только в магазин за продуктами, не отвечая ни на телефонные звонки, ни на письма в интернете, мне нужно было ехать на премьеру фильма в Лондон. Ехать совсем не хотелось. Собрав всю силу воли, — и подгоняемая контрактом — я заставила себя собраться и поехала в аэропорт.
На этот раз премьера прошла более тихо, нежели премьера первого фильма. Закрытый показ, после которого была организованна вечеринка, Присутствующих людей, за исключением съемочной группы, я почти не знала. Мне хотелось поскорее вернуться в свою квартиру, снова никуда не ходить и снова стать затворницей. Гости вечера подходили, поздравляли меня с удачной ролью, но мне было совершенно все равно. Безразличная улыбка застыла у меня на лице, а в голове была лишь одна мысль — как бы не расплакаться.
Вряд ли сейчас я бы реагировала столь болезненно на подобную «трагедию». Сердечные драмы тем более драматичны, чем больше мы сами желаем страдать. Тогда, вероятно, мне этого хотелось.
И именно поэтому, вернувшись домой, просидела там еще несколько дней. Но со временем я больше не могла выносить давящих стен и комнат, которые так напоминали мне о нем. Когда точка кипения дошла до максимума, я собралась, вызвала такси и поехала в город. Заметив неоновую вывеску первого попавшегося клуба, я попросила водителя остановить машину и уверенно зашагала к скопившейся у входа очереди.
Как следует накачавшись спиртным, меня понесло на танцпол, где я отрывалась, не видя никого и ничего вокруг и периодически прикладываясь к бутылке, что была у меня в руке. Я, наверное, никогда не была такой пьяной и ничего не соображающей, как тогда. Передо мной мелькали безмятежные лица отдыхающих (а иногда и остальные их части), яркие вспышки цветомузыки затуманивали мой разум в придачу к алкоголю. И мне это нравилось, черт побери! Я наслаждалась этим бесконтрольным состоянием, состоянием безразличия, отдаленного горя, алкогольного опьянения, которое позволяло забыть все, что произошло, хотя бы на один вечер. Я вливала в себя бутылку за бутылкой неизвестного для меня горючего, отчего в организме становилось тепло, а в голове светло. Ну, почти.
Среди мутных изображений, бесконечных мельканий и непонятных образов я вдруг четко увидела пристальный взгляд: стоя у бара, за мной наблюдал незнакомый мужчина.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы сфокусироваться на нем. Мужчина не отрывал от меня глаз, даже когда заметил, что я увидела его. Неожиданно мой мозг напрочь отказался мыслить серьезно, и я начала ему улыбаться. Улыбаться, строить глазки, облизывать губы и посылать прочие сигналы соблазнения. Он поднялся и начал медленно двигаться в мою сторону. Подойдя почти вплотную, парень остановился, продолжая смотреть на меня без каких-либо движений. Я же напротив — стала танцевать еще больше, быстрее и сексуальнее. Для меня это было
