странное, радостное чувство внезапно улетучилось и сменилось другим. Внезапной неприязнью к стюардессе, которая так очевидно считала ее невзрачной и некрасивой и, следовательно, совершенно неподходящей для путешествия в качестве пассажира с божественным синьором Кавелли.
Ее подбородок поднялся, глаза вызывающе сверкнули.
— Шампанское, — заявила она. — Нам есть что отпраздновать.
Благодаря ей Данте Кавелли станет очень, очень богатым. И она благодаря ему сможет обеспечить спокойную жизнь своей бабушке.
Каким бы странным ни был их брак, каким бы нереальным он ни казался, за него стоило поднять бокал.
Данте рассмеялся, и, взглянув на стюардессу, произнес:
— Шампанского.
Кивнув, стюардесса ускользнула прочь.
— Ты права, — сказал Данте, глядя прямо на Конни. — У нас есть повод отпраздновать. Мы оба получили то, что хотели. За это определенно стоит выпить.
Стюардесса вернулась с подносом, на котором стояли два бокала с нежно шипящим шампанским.
С небрежной улыбкой она предложила один Конни, а затем, ласково улыбаясь, передала другой Данте. И снова испарилась.
Данте протянул свой бокал через проход.
— За то, чтобы получить все, что мы хотим! — провозгласил он.
Конни сделала глоток, чувствуя, как шампанское закипело во рту. Ее взгляд скользнул к мужчине, за которого только что вышла замуж, и она снова почувствовала это странное, невозможное чувство, поднимающееся внутри ее, — совершенно неуместное, как бы то ни было.
«Чтобы получить все, что мы хотим».
Слова Данте эхом отдавались в ее голове, а затем вдруг ее накрыло осознание непреложного факта.
Для нее это никогда не исполнится.
Никогда она не получит все, что хочет…
Одиннадцать месяцев спустя…
Данте нахмурился. Письмо от Конни было кратким и тем более пронзительным.
«Бабушка угасает, это только вопрос времени, как говорит врач. Невозможно сказать, как долго ей еще осталось».
Он сразу же позвонил ей. Услышал слезы в ее голосе, когда она говорила. Он позволил ей говорить, понимая, что Конни сейчас нужно выговориться.
Теперь он знал ее лучше. Хотя после того первого раза она больше не приезжала в Италию, Данте время от времени навещал ее на выходных.
Он остановился не в ее коттедже, в котором было всего две спальни, а в одном из коттеджей по соседству. Поездки были исключительно для приличия, чтобы подтвердить легитимность их брака для адвокатов деда, но ему нравилось оставаться на пару дней в сельской местности, вдали от напряженных будней городской жизни.
Конни вообще не вызывала у него никакого напряжения, она была нетребовательной и добродушной, и это тоже по-своему освежало. С ней было очень легко.
За то время, что проводили вместе, они больше привыкли друг к другу. Они происходили из разных стран, разных миров, но нашли друг в друге что-то, что роднило их. Как и она, он в детстве потерял родителей, и его воспитывали бабушка и дедушка — в этом они были похожи и понимали друг друга.
У Данте появилась привычка звонить ей по воскресеньям вечером и выслушивать ее рассказы о бабушке. Он знал, что это помогает ей — общаться с кем-то, кому она могла рассказать о своих опасениях. В свою очередь, он рассказывал ей о том, как прошла его неделя. О работе, о клиентах и их интересах, о местах, куда собирался съездить по делам.
Иногда он бывал в Лондоне, и дважды она приезжала к нему, оставаясь с ним в его любимом отеле. Опять же, это было сделано для того, чтобы их брак выглядел настоящим, хотя ей было тяжело оставлять бабушку с сиделкой. Данте уважал и восхищался ее преданностью. Одновременно Данте сочувствовал ей, поскольку слабоумие ее бабушки все больше прогрессировало.
Конечно, это было печально, и он старался утешить Конни.
— Ее жизнь мирно подходит к концу, — с сочувствием сказал он.
Как и долгое испытание для Конни, хотя он и не произнес этих слов. Но во время их последней встречи, когда навестил ее, он был неприятно удивлен тем, насколько измученной она выглядела.
Он нашел для ее бабушки сиделку и медсестру, но Конни настаивала на том, чтобы тоже присматривать за ней.
Хотя Данте не произносил этого вслух, он надеялся, что этот заключительный этап не продлится слишком долго. Болезнь бабушки истощала все силы Конни.
— Я прилечу завтра утром, — пообещал он.
Ее ответ удивил его, но он знал, что она была права.
— Нет, Данте, пожалуйста. Я знаю, это звучит неблагодарно, но… но это, видимо, последний раз, когда я остаюсь с бабушкой одна, и я хочу… я хочу…
Она не смогла закончить фразу.
Данте пошел на попятную.
— Если передумаешь, просто скажи. И если я могу сделать что-нибудь еще…
— Нет, правда, спасибо. Данте, мне пора идти, сейчас придет медсестра.
Она положила трубку, и Данте какое-то время разглядывал свой телефон. Он хмурился.
Бабушка Конни умрет, и что тогда?
Что будет с этим странным браком, который они заключили? Сейчас ему ничего не приходило в голову.
Конни тихо сидела на скамейке на кладбище, на котором скоро будут погребены останки ее бедной бабушки.
Раскопанная земля была похожа на свежую рану. Да, Конни понимала, что смерть бабушки — лучший способ сбежать от цепких лап слабоумия, но все же ей было очень тяжело.
Данте собирался приехать на похороны. Его нельзя было переубедить.
— Я должен быть рядом с тобой, — сказал он ей тихим, но твердым голосом.
И она испытывала к нему благодарность. Не только за финансовую поддержку, которую он оказал ей в рамках их сделки, но и за доброту, которую проявил. За сопереживание и поддержку. Так она чувствовала себя менее одинокой.
Ее соседи, викарий и все сиделки сочувствовали ее горю и помогали с организацией похорон, но в конце концов, все они вернулись в свои дома. Что касается ее друзей из школы и университета, то они все жили своей жизнью, большинство из них находились далеко. Длительный уход за бабушкой отрезал Конни от ее прежних связей.
С Данте, при всей странности их необычного брака, который не был браком в нормальном смысле слова, все было по-другому. Между ними установилась связь. Причина их присутствия в жизни друг друга, какой бы ограниченной она ни была, странным образом утешала и обнадеживала ее.
Прошли месяцы после их свадьбы, и ей стало гораздо спокойнее находиться рядом с ним, когда они встречались по необходимости. Она перестала быть неловкой и скованной в его присутствии, и ей было легко говорить с ним о бабушке, о ее страхах за нее и других повседневных заботах. И Конни
