Ну разве трудно угадать, что лорд Каннинг тоже оказался превосходным танцором? И разве трудно предсказать развитие этих сначала сугубо паркетных, потом сугубо кабинетных, а потом еще и тайно-постельных отношений?…
Их союз основывался не только на физической гармонии, но и на безусловном духовном родстве. Каннинг, ставший уже премьер-министром, горячо стоял за независимость греков, заявлял о готовности Англии примкнуть к союзу с Россией против Турции. Однако все старания его и все попытки Дарьи Христофоровны переупрямить императора Александра были напрасны: слишком весом был для него авторитет Меттерниха. Неудивительно, что Дороти в конце концов возненавидела бывшего любовника!
Очень может статься, что следующим номером она возненавидела бы русского императора, однако не успела: настал 1825 год.
Новый император, Николай Павлович, мгновенно выкорчевав сорняк революции, который совсем уж собрался было расцвести в России махровым цветом, несмотря на зимнюю декабрьскую стужу, явился великодушным покровителем греков и, чтобы оказать им немедленную помощь, вступил в союз с Англией и Францией. Теперь Дороти вовсю подзуживала своего любовника Каннинга к открытию военных действий. Без преувеличения можно сказать, что в победе соединенной англо-франко-русской эскадры при Наварине, где 8 октября 1827 года был истреблен турецко-египетский флот, немалая заслуга этой хитроумной красавицы с темно-серыми глазами и лебединой шеей. Эмили Лайонс, леди Гамильтон, померла бы от зависти, когда б узнала о таких женских штучках! И уж не от зависти ли именно в это время скончалась старинная соперница Дороти леди Кэролайн Лэм? Или и впрямь исполнилось пророчество призрака, виденного ею когда-то в зеркале и предсказавшего ей смерть от разрыва сердца?…
Однако чужая зависть обладает разрушительными последствиями для тех, на кого направлена. Успехам своей тайной дипломатии Дороти Ливен не успела порадоваться, потому что именно в 1827 году внезапно умер ее возлюбленный, Джордж Каннинг.
Она никогда не делала особенного секрета из своих сердечных дел, однако эту связь оба старались хранить в тайне — прежде всего ради детей Каннинга, которых тот страстно любил. И теперь ради обережения его посмертной чести графиня Ливен вынуждена была сохранять хорошую мину при плохой игре — делать вид, будто лишилась всего лишь доброго друга. Сердце ее, однако, было разбито, и не единожды являлась ей заманчивая мысль последовать за своим возлюбленным… Удерживали ее только заботы о собственных подрастающих детях и, как ни тривиально это звучит, патриотический долг.
Случилось вот что. После Каннинга во главе кабинета министров встал уже упоминавшийся Артур Уэсли Веллингтон. Это был блистательный полководец — к примеру, именно он всего-навсего разгромил армию Наполеона при Ватерлоо! — однако все дипломатические вопросы Веллингтон норовил разрешать с позиции силы. Коварный (вот уж правда, что бес!) Клеменс Лотер Меттерних, обиженный пренебрежением Николая I к своей персоне, знал, к кому обращаться с провокационной идеей: воспользоваться истощением русской армии (в это время на русско-турецком фронте дела складывались не в пользу нашей армии), чтобы напасть на нее соединенными австро-англо-французскими силами.
«Железный герцог» уже начал было ковать оружие, пока горячо, однако вскоре распростился с этими намерениями. Принято считать, что его пристыдил французский король Карл Х, который отказался поддержать предложение Меттерниха и выразился в том смысле, что его честь не допустит, чтобы он поддержал идею подобного проекта в тот момент, когда русская армия терпит временные бедствия. Однако Веллингтон еще не отвык смотреть на французов как на бывших врагов, поэтому он спокойно плюнул бы на честь французского короля и на свою собственную. Но в это время в железном сердце Артура Уэсли начали происходить какие-то странные процессы. Что-то там как бы закипало, что-то вроде бы шевелилось, волновалось что-то… Не сразу сей хладнокровный, хотя и прославленный победами над женщинами (а не только над мужчинами в военной форме!), человек сообразил, что любовь, любовь родилась в этом жизнетворящем органе! Причем полюбить его угораздило… ну угадайте, ну кого?!
Графиню фон Ливен.
Дороти умела не только сама влюбляться от всего сердца, но и расчетливо, сугубо трезво завоевывать нужных ей мужчин. Кого-то из своих многочисленных любовников она брала наглостью, кого-то — робостью, кого-то — откровенным распутством, кого-то — преувеличенной невинностью, кого-то ослепляла блеском ума. Сердечную броню «железного герцога» она пробила чудовищной, просто-таки неприлично-откровенной лестью… она буквально заливала его сладкоречивым елеем! Веллингтон привык к дифирамбам, которые некогда расточались ему как великому полководцу, хотя он был скорее удачлив, чем по-настоящему талантлив на поле брани. Теперь же, сделавшись премьер-министром, он стал мишенью критики со стороны оппозиции, которая привыкла ко вседозволенности во время правления снисходительного Каннинга. И тут вдруг дама, про которую говорят, что Каннинг был ею не в шутку пленен (да и ого-го, что вообще про нее говорят!), дама, которую друг и наставник Веллингтона, сэр Чарльз Грей, боготворит, — эта дама не сводит с Артура Уэсли глаз, из уст ее струится мед, а ее грудь — не какая-нибудь сухопарая английская, а полновесная, роскошная, по-русски щедрая — волнуется так, словно в любую минуту готова выскочить из лифа прямо в ладони «железного герцога»…
Надо же, женщина с грудью маркитантки, с глазами куртизанки, а умна, ну прямо как целый кабинет министров! Какие веские и разумные доводы приводит, чтобы убедить Веллингтона не идти на поводу у Меттерниха! Русская армия окрепла, победила турок на Балканах, взяла Варну, в Малой Азии у нее тоже сплошь виктории, которые привели к Адрианопольскому миру и признанию независимости Греции… Действительно, надо быть полным идиотом, чтобы в такой ситуации ввязываться в войну с Россией!
Англия ни во что ввязываться не стала.
Вот это была плюха для Меттерниха! Удар не только по политической системе великого австрийца, но и по его колоссальному самолюбию. И его чуть не хватил самый настоящий удар, когда он узнал, кому именно он обязан всем этим безобразием. Доротея, прелестная Доротея… ах ты ж такая и разэтакая! И Клеменс Лотер поклялся отомстить бывшей любовнице за измену и противодействие…
Забегая вперед, можно сказать, что ему удастся сделать это, но еще не скоро, не скоро.
А пока Дарье Христофоровне коварно, как женщина женщине, отомстила судьба.
