Юлия Григорьева
Погоня за сказкой
Лето! Долгожданное, ласковое, обожаемое всеми. По-моему, лето невозможно не любить. Время, когда царят легкие платья, ажурные зонтики, выезды на природу и шумные игры в мяч и волан. Обожаю лето! Обожаю наши пикники на изумрудной траве, усыпанной радужным разноцветьем благоухающих цветов. Обожаю жмурки и догонялки, обожаю румяные булочки и фрукты, которые наша служанка Лили не успевает достать из корзины, как они исчезают в глубоких карманах платьев для пикников, моем и моей подруги Эдит. Обожаю ворчание Лили и звонкий смех матушки. Обожаю братьев-близнецов Айсалино, вечно таскающих нас с Эдит на маленькие приключения, после которых ворчание Лили становится забористей и витиеватей. И вечером, когда экипажи тронутся в сторону Льено, устало дремать, положив голову на плечо матушки, слушая мерное течение папенькиного голоса. Лето!
— Ада!
Я резво обернулась, отчего бант на «конском хвосте» взметнул широкими белоснежными концами. Матушка приближалась к моей комнате. Шаги ее были быстры и шумны, и я сделала вывод, что она взволнована. Но что могло взволновать мадам Ламбер в столь чудесный день, когда уже готова коляска, чтобы вести нас на пикник? На мгновение я испугалась, что выезд отменили, и это испортило настроение. Ведь я так ждала этот пикник, первый в нынешнем году.
Эдит, уезжавшая в училище для благородных девиц в соседний Данье, написала мне, что привезла с собой альбом с модными нынче шляпками, его ей подарила одна из столичных сокурсниц. Мне не терпелось увидеть новинки этого сезона, потому пропустить любимое с детства увеселение было вдвойне обидно.
— Адалаис, — матушка появилась в дверях моей комнаты. — Ада, Всевышний, что на тебе надето?
— Платье для пикника, матушка, — я в недоумении смотрела на нее.
Это было мое любимое платье, пошитое еще по весне, и которое я так мечтала показать Эдит. Потому матушкины слова покоробили и даже обидели.
— Ада, девочка моя, — уже мягче сказала мадам Ламбер, — ты уже выросла из этого фасона. Его длина не подходит для взрослой девушки. Переоденься.
— Матушка, но вы же сами одобрили его! И длина уместна, она по щиколотку, почти в пол! — воскликнула я. — Это совершенно новое платье!
— Смени на лазоревое, — уже жестко отчеканила матушка, чем совсем привела меня в растерянность.
Лазоревое платье, удачно шедшее к моим глазам, было пошито для прогулок в Городском Саду, но никак не для пикника. Об этом я поспешила напомнить матушке, но она осталась непреклонна.
— Лили, — кликнула она нашу служанку. — Переодень Адалаис в лазоревое платье. — Затем окинула меня придирчивым взглядом. — И прическу поменяй. Сделай локоны, которые пристало носить приличной девушке, а не этот легкомысленный хвост. И никаких бантов. Моя дочь — невеста.
И она покинула мою комнату, оставив меня в расстройстве и недоумении. Я с сожалением оглядела свое новое платье для пикника, вздохнула и позволила Лили разоблачить меня. Спорить с матушкой бессмысленно, когда она такая. А я послушная дочь и не приучена своевольничать.
Лили привычно ворчала, пока расправляла складки на лазоревом платье с высокой талией. Повязала мне на спине бант из кушака, расправила его и усадила, чтобы сменить прическу. Пока грелись щипцы, я отчаянно переживала, что все эти перемены неспроста, и пикник все-таки отменился.
— Лили, что происходит? — спросила я, когда она вкалывала мне в волосы шпильки.
— Откуда мне знать, — ответила служанка, пожимая плечами. — Раз мадам велела, стало быть, так и должно быть.
— С этим не поспоришь, — вновь вздохнула я и терпеливо ждала, когда женщина закончит со мной.
Вскоре вновь вернулась матушка. В ее руках я увидела баночку с пудрой.
— Ты неприлично загорелая, Ада, — поморщилась матушка. — Благородная девушка должна иметь светлую кожу.
— Матушка, мы не из высшего сословия, — взбунтовалась я, уворачиваясь от пуховки. — К чему все это?!
— Ада!
— Нет, матушка, объяснитесь сначала, — мне пришлось все время передвигаться, чтобы пуховка и матушка не настигли меня.
— Ада, не ребячься, — строго велела мадам Ламбер.
— Дульчина, — голос папеньки раздался, как нельзя кстати. — Долго мне вас ждать?
Папенька появился в дверях, он изумленно изломил бровь, разглядывая нас с матушкой. Затем усмехнулся и командным тоном велел:
— Мадам Ламбер, немедленно проследуйте в экипаж! Ада, крошка, не задерживайся.
Папенька дождался недовольную матушку, подмигнул мне, и родители скрылись за дверями. Я облегченно вздохнула, подхватила свой зонтик, купленный к лазоревому платью, и поспешила следом. Пикник не отменился, и это было лучшей новостью. Уже покинув комнату, я обернулась, увидела, как Лили уходит за корзинкой, и вернулась обратно, спрятав в своей сумочке гребень и голубую ленту. Я свою прическу находила глупой и совершенно не подходящий к выезду на природу, потому собиралась ее сменить. Маленький акт непослушания, за который мне, конечно, влетит, но уже дома, когда вернемся.
— Мадемуазель Адалаис!
— Бегу, Лили, — ответила я и поспешила вниз, уже более спокойная и довольная.
До Льенского леса предстояло ехать около трех четвертей часа, и за это время можно было привыкнуть и к лазоревому платью, от которого я тоже была в восторге, но не сейчас.
— Мы прибудем последними, и тень обязательно кто-нибудь займет, — сказала матушка.
— И кто в этом виноват? — папенька ехал рядом с каретой на своей любимой Радуге.
— Ада, — совершенно несправедливо обвинила меня матушка. — Она была неподобающе одета.
— Но матушка…
— Молчи, несносное дитя, — отмахнулась матушка. — Где были мои глаза, когда я платила портнихе за то ужасное платье?! — патетично воскликнула она. — Завтра же закажем новое, а то отдадим бедным.
Слова матушки были так обидны, что я едва не расплакалась. Заметив это, она стукнула меня по коленке веером.
— Не смей! Глаза будут красными, — матушка вновь отвернулась к окошку, за которым ехал папенька, и я показала ее спине язык.
Папенька заметил и рассмеялся, отчего матушка обернулась и строго посмотрела на меня. Но я уже сидела, как должно благородной девушке, опустив скромно взгляд и сложив руки на коленях. Матушка с подозрением осмотрела меня, отвернулась, но вновь резко развернулась, готовая поймать меня на недостойном поведении, но обнаружила лишь смирение и послушание. Оставшись довольной своим осмотром, она повернулась к папеньке:
— Ансель, знаешь, как говорят в народе про смех без причины? — строго спросила матушка.
