Глава 1. Душа
"Когда вползает в сердце страх, неслышно словно змей,
Блеснет огонь в твоих глазах, но мне, прошу, поверь.
Я зла тебе не причиню, пусть я созданье Тьмы,
Я кровь людей ночами пью, я раб твоей любви.
Я слышу пульс в твоих висках, тот зов всего сильней,
И волком скалится судьба, ты — жертва, я — злодей".
Цитата: Раен баллада "Осиновый кол, серебряный крест"
Я не совсем обычный.
Но вообще побоюсь признаться в этом кому-либо. Здесь нет моей заслуги, а скорее стечение фатальных обстоятельств и воля моего второго отца — вампира.
На самом деле у меня две души и даже две памяти и так уж вышло, что обе мои.
Я полукровка эльф и одновременно вампир. Обращенный.
Стану ли я сильнее от таких особенностей?
Как знать.
А началось все пожалуй с этого дня, или точнее с этого времени, потому что неправильно назвать одним днем полтора месяца, проведенные мной в коме и стазисе.
Итак, что я об этом помню:
Вокруг меня непроглядная Тьма. Кажется, здесь остановилось время. И чувствую, будто я забыл что-то важное. Такое же важное, как жизнь. Я не испытываю ни боли, ни сожаления, только одно желание — вспомнить.
Вспомнить что? Хмм… Обрывки мыслей и образов бьются набатом в душе и не могут собраться воедино. Чего-то не хватает.
В этой темноте трудно представить хоть что — то. Я тону в вязкой субстанции, которая поглощает меня все больше. Пытаюсь сопротивляться и наглая темнота шипя ненадолго отступает…
…Жизнь? Не представляю. Откуда я знаю это слово? Откуда я знаю другие слова? Растерянность… Сожаление… не помню.
Боль. Да, я испытывал боль. Очень сильную боль. Сжигающую душу. Мою душу. Наверное поэтому я здесь, где нет ничего. Пустота, покрытая мрачным туманом.
Кто же я?… Лари.
Да, правильно, я еще помню свое имя. Я так старался его не забыть. Было так больно! Но я знал — пока я помню свое имя, я существую. Я буду существовать.
Тому, кто не боролся за жизнь, меня не понять. Для них лишь развлечение наблюдать за другими со стороны. А я буду бороться несмотря ни на что. До последнего.
Какие-то серые нити пронзили Тьму. А может и не Тьму.
Если я глух, слеп и нем, это не значит, что вокруг ничего нет. Моя память тает, как тает моя душа, но это не правильно! Так не должно быть!!!
Нити вокруг меня закрутились в вихри и сжали нечто, являющееся мной. То, что я смог сохранить от темноты. Не так уж много от меня осталось! Мне больно, мне очень больно. Но нити прошивают меня насквозь и вдруг я ощущаю рядом нечто холодное и такое же больное. Ему тоже больно. Как и мне. Я чувствую его боль как свою. И свою, как его. А нити обезумевшими змеями, пронзают нас обоих, прошивая в сотне участков, их становится все больше.
И я понимаю — часть моей души действительно сгорела. Или ее сожрала Тьма. Теперь я замечаю огромные дыры во мне. Моя аура похожа на решето, остались одни потрепанные клочки, которые я отчаянно удерживал, опираясь лишь на одну силу воли. И это понимает он. Я настолько тонкий и дырявый, словно худая сеть, что не могу существовать сам. Вообще. А он без дыр. Теперь мне есть с чем себя сравнить — он намного больше.
Очевидно, я умираю медленно. Таю, сжигаемый болью.
Но упрямые нити норовят рвущегося меня пришить к нему. Мою тонкую, эфемерную субстанцию, что почти растворилась во мраке.
Он холодный, но жив. Точнее его душа жизнеспособна. Но тоже не может существовать — она в холоде. Он замерз.
— Ты… теплый, — услышал я печальную мысль. Он почти заснул. Но ему больно из-за нитей и рядом со мной.
— А ты холодный. Мне не тепло, мне просто больно.
Его эфемерное облакообразное тело коснулось моего с дырами, и заполнило одну дыру, направляемое нитями, словно единственный путь.
— А так?
— Вот на этом кусочке не больно. Что это за нити? — спросил я, когда в очередной раз меня прошило рядом с ним.
— Магия. Он хочет, чтобы мы были вместе, — устало ответил мне сонный Он.
Просто Он, потому что больше здесь никого не было.
— Ты говоришь еще о ком — то? Мне трудно представить, что есть кто-то вообще.
— Он мой отец. И да, есть. Но не здесь. Я потерял тело. И не могу жить. Ты как я понял, тело не потерял, но потерял большую часть души. Мы не можем жить оба. Отец хочет иначе.
— Поэтому нас прошивают нити? — догадался я.
Он замолчал. Но был рядом, я знаю. Я чувствую его.
— Эй! — он просто не ответил мне.
— Эй, давай познакомимся, я — Лари.
— Лир, — печальным вздохом ответили мне. Холодным, засыпающим голосом.
— Не спи. Мне больно. Поговори со мной!
— Мне холодно.
— Подойди ближе, — и я почувствовал как нечто обхватывает крошечного меня. Боль затухает.
— Я не могу ближе, иначе ты сольешься со мной.
— Я не хочу остаться один. Побудь со мной. Я таю и мне страшно.
— Я дам тебе кусок, вернись в свое тело.
— Но тогда тебе будет больно, — я сам подплыл ближе к нему и влился в нечто холодное, прекрасно утолившее боль, заполнившее собой дыры и даже больше, — Я не хочу остаться один. Пошли со мной, один я не выживу.
Я с радостью обнял такое родное нечто. Он сочувствовал мне и я это знал. Рядом с ним я чувствовал защиту. Если его заберут, во мне снова останутся жгучие дыры. Я снова буду
умирать в одиночестве. Я сам растворился в нем. Мне тут понравилось. А он растворился во мне. Принял меня в свою душу. И я увлек его в свое тело. Оказалось, вернуться в него можно только большим. Меньшее не держится.
Теперь он — мое второе "Я". Две точки зрения в одном существе. Мы абсолютно растворились друг в друге. Я моложе, а он мудрее.
Нити слились вокруг нас воедино, запаяв швы довольно больными ожогами. И исчезли.
А я провалился в сон. Мне уже не больно и я все еще, как ни странно, жив.
А в комнате над телом склонилась женщина. Тело Лари — молодого юноши — полуэльфа все еще не отошло от стазиса, и только едва заметное дыхание выдавало то, что он живой.
Мать его, леди Барбара, тихо плакала и подрагивающей рукой гладила неподвижную руку юноши. Эта женщина состарилась на глазах. Совсем недавно погиб ее муж, Керален Далель Инсаэльский, эльфийский герцог Вельсиаль. Убит недоброжелателями на охоте спасая короля. По официальной версии.
А сына постигло черное проклятье, добавленное в яд. Убийца действовал наверняка, не желая оставлять следов.
Небольшая пограничная крепость Прант, где проживала семья, действительно не имела ни докторов, ни магов, способных распознать, а главное, вылечить этот яд. Впрочем яд считался неизлечимым. А также очень дорогим и очень редким.
Леди Барбара не без оснований считала, что виной всему наследство. Она была магиней из небогатой семьи Светлой империи, а Керален, ее покойный муж — эльфийским герцогом. Эльфы так и не приняли ни ее, ни Лари, и несмотря на то, что ее муж герцог, их презирала знать обоих государств. Светлая империя — чтобы поддержать эльфов, на которых равнялись все. Поэтому вместо шикарных поместий герцога в эльфийском королевстве, они жили в небольшом доме в Пранте.
Однако доказательств причастности эльфийских родственников у нее не было. А единственного сына едва не потеряла. На самом деле ей не было нужно никакое наследство. Она очень любила мужа и его смерть нанесла сильный удар по здоровью женщины. Неизлечимая болезнь сына нанесла второй удар.
Леди Барбара о себе не думала. Она созвала всех докторов, каких можно отыскать, потратила почти все деньги на лекарства, но все только взглянув на ее сына, разворачивались и уходили. Даже не пытались помочь. А сыну стремительно становилось плохо. Слава Богам, его успели только погрузить в стазис.
И неизвестно чем все могло закончиться, если бы случайно мимо не проезжал сам ректор лучшей магической академии Светлой империи — вампир Арслад Монтури. Как раз тогда она на улице уговаривала отнекивающуюся целительницу прийти еще раз. Но та упорно не хотела.
