Сердце ведьмы
Екатерина Гордиенко
ПРОЛОГ
Десять лет назад
Из зарослей низкорослого кустарника на опушке букового леса появились три фигуры. Ночь была безлунная и малозвездная, но, казалось, они отбрасывают тени даже в темноте. Мужчины, вернее, юноши, шли друг за другом, почти попадая след в след, словно волки на охоте. Правда, последний из них заметно пошатывался и даже пару раз споткнулся.
Идти было недалеко. У большого каменного дуба тропинка раздваивалась, и они свернули налево. Еще шагов двести, и впереди смутно забелела стена одноэтажного дома. Он мало чем отличался от обычных для Лангедока деревенских домов, разве что отсутствие хозяйственных построек указывало, что хозяева не живут здесь постоянно, а лишь приезжают отдохнуть время от времени.
Третий парень вышел вперед, достал из кармана куртки ключ и попытался открыть дверь. Ключ скреб о замок но никак не мог попасть в скважину.
— Дай сюда, — чуть раздраженно потребовал один из них, самый высокий.
Два поворота, и дверь распахнулась. Не сняв обуви и не отряхнув испачканной в земле одежды они ввалились в гостиную и попадали на диван и в кресла.
— Виктор, выпить есть? — Тот самый высокий сидел, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза.
Виктор, словно подгоняемая пинками хозяина старая собака, поднялся с места и поплелся к бару.
— Бордо? Мерло? Каберне Совиньон?
— Водки дай! — Раздраженно приказал главарь и почти беззвучно добавил: — Дебил.
Звякнули, опускаясь на стол, три стакаңа. Рядом приземлилась покрытая инеем бутылка. Горлышко мелко задребезжало о край стакана. Виктор вернул бутылку на стол:
— Алехандро, не могу. Налей сам.
Первый, почти полный стакан, выпили молча. Почти сразу налили по второму, но уже не спешили. Тот, которого звали Αлехандро, достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и медленно, с явным удовольствием затянулся.
— Слушайте, парни, — Виктор неуверенно ковырял заусеницу. Вся его фигура напоминала нахохлившуюся под дождем больную птицу, — может, зря мы с ней так. Может, надо было как-то по-другому?
— Как по другому? — Впервые заговорил средний.
— Ну… по-хорошему?
Его собеседник рассмеялся обидно, нагло.
— Ты три года за ней таскался как лох. Много ты добился по хорошему? Не, ребята… — он отхлебнул из своего стакана и сально ухмыльнулся. — Это был мой лучший раз. Всегда o таком мечтал.
— Заткнись, Патрис. — Оборвал его Алехандро. — А ты, — обратился он к Виктору, — не скули. По-хорошему с такими, как она, никогда не получается.
Οн достал из пачки ещё одну странную на вид сигарету, толстую и короткую, как большой палец.
— Ого, косяк! — Обрадовался Патрис. — То, что надо как раз.
Затянувшись первым, он некоторое время сидел, прикрыв глаза и покачиваясь, затем передал чинарик Виктору:
— Держи. Отлично вставляет.
— Докуривай, Виктор, — разрешил Алехандро. — Похоже, тебе нужнее. Ну что, попустило?
— Вроде да. — Виктор сосал косяк неловко, но жадно. Заметно было, как перестали дрожать его руки и разгладилось лицо. — Α что дальше? — Через несколько минут молчания спросил он.
Патрис так же выжидательно уставился на Алехандро.
— А дальше, — медленно произнес тот, — либо она нас, либо мы ее.
ΓЛАВА 1
Настоящее время
Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ
Детские голоса плыли по комнате, обволакивали, накрывали защитным куполом установленный посреди комнаты стол с закрытым простынями телом.
Ich bitt noch mehr, o Herre Gott
Перед столом выстроились два ординатора и несколько медсестер. Врач анестезиолог уже занял свое рабочее мėсто возле наркозного аппарата. Пациент спал, и хирургическая бригада ожидала приказа доктора Лариша, чтобы приступить к операции.
Verleih, daß ich aus Herzensgrund
Laß mich kein Lust noch Furcht von dir
Доктор Рене Лариш, глава нейрохирургического отделения госпиталя Святого Цезария Назианского, крупнейшей больницы Марселя, никогда не приступал к операции без предварительной молитвы. А так как среди персонала больницы наряду с католиками имелись лютеране, буддисты и даже индуисты, все они допускались к работе только после прослушивания Χоральной прелюдии Баха фа-минор. Никто, кстати, не возражал, тем более, что сам доктор Лариш был атеистом. И гениальным хирургом.
Ich lieg im Streit und widerstreb.
Слова этого гимна Вирсавия могла повторить без единой запинки хоть на немецком, хоть на латыни: К Тебе взываю, Господи Иисусе Христе! Прошу, услышь мои мольбы, даруй мне Благодать Твою, не дай упасть духом. Истиной веры, Господи, молю. Даруй мне, Господи, истинной веры, чтобы я жил для тебя, помогал ближнему и нес Слово Твое.
С последним звуком музыки Вия мысленно произнесла Аминь, так же мысленно осенила себя крестным знамением и открыла глаза. Как всегда, с началом операции все ее сомнения и страхи исчезли без следа. Более того, девушка уже знала, что каждый из присутствующих в операционной, так җе как она, уже перестал замечать все находящееся вне операционного поля предметы и даже звуки — только комментарии хирурга и реплики ассистента, ответственного за компьютерную навигацию. Если бы за стеной операционной взвыла сирена или взорвалась мина, никто бы не услышал. Это, кстати, было проверено эмпирическим путем.
— Итак, друзья мои, сегодня прекрасный день, чтобы спасти человеческую жизнь.
Приветствие тоже было частью раз и навсегда установленного ритуала, без которого не двинется с места ни один из участников операции. Зато теперь все пришло в движение: доктор занял место в головах пациента, младший ординатор — справа от него, Вия — слева. На этой операции она заменяла старшего ординатора, и на то были свои причины.
— Скальпель номер десять… отсос… еще. Обратите внимание, господа стажеры — вакуумный отсос есть важнейший инструмент в работе хирурга. Вы будете использовать его чаще, чем скальпель.
Вирсавии не нужно было поднимать голову, чтобы убедиться — начинающие ординаторы и интерны на скрытой за стеклом галерке сидят, не двигаясь, почти не дыша и до предела вытянув шеи. И каждый из них черной завистью завидует обоим ассистентам Лариша. Неудивительно, ведь врачей-практикантов гораздо больше, чем рабочих мест в больнице, и потому все они волновались за свое будущее. Все, кроме нее.
Визжание пилы стихло. Теперь она наблюдала, как нейрохирург разрезает и раскрывает мозговые оболочки.
— Готово. Устанавливаем операционный микроскоп.
Доктор отошел в сторону, давая возможность двум санитарам подкатить и зафиксировать на месте чудо медицинской техники — OPMI PENTERO 900 — весом в четверть тонны и ценой… страшно представить.
— Продолжаем.
Высокий и худой доктор Лариш восседал в операционном кресле, словно Дон Кихот на Росинанте. Идеально сбалансированная бинокулярная насадка микроскопа слушалась малейшего движения его пальцев, пока ее фиксировали на мозге пациента. Второй ассистент наблюдал за происходящим через боковое плечо аппарата, вся остальная бригада и зрители — на видеомониторе, лишь Вия полностью сосредоточилась на том, чтобы объединить свое сознание с сознанием хирурга. Правда, никто, включая ее саму, не смог бы сказать, где именно находится в данный момент ее воля — в мозгу Лариша, его руках или на острие нейрохирургического скальпеля.
— Итак, друзья… — Рене Лариш не считал нужным держать дистанцию с ассистентами. Наоборот, он сравнивал всех находящихся в операционной с солдатами, воюющими плечом к плечу. — … сегодня у нас довольно редкая операция. Извлечение пинеаломы, то есть опухоли шишковидного тėла, сопровождаемой острой гидроцефалией… отсос.
