След лисицы
1. Пролог
Прошло больше года с того дня, как любимый брат Листян стал ханом. Молодым, сильным, дерзким. Ханом, под крылья которого стекались разрозненные ранее роды кохтэ. Всегда кохтэ жили станами. В стане был глава семьи, старший. Обычно — опытный воин. Хан был один, ему платили дань, к нему в шатры приходили, когда суровая зима, беспощадный враг или тяжелая болезнь нагибала головы степняков. И хан считал своим долгом принять беглецов и защитить обиженных.
Две зимы назад случилось странное, небывалое: один из сыновей хана Тавегея пошел против воли отца, взяв в жены чужеземку из никому не известного в Большой Степи народа рюсов. Отец не стал убивать нарушившего традиции сына, но и не простил: велел Баяру, своему третьему сыну, покинуть стан вместе с женой. А вслед за непокорным и гордым изгнанником ушли лучшие хана котхэ воины, столь же вольные. И года не прошло с той поры, а над степью как солнце взошло новое имя. Хан Баяр величали теперь молодого и смелого сына великого Тавтыгея. . “Люди огня” назвались они, появляясь в поселениях извечных врагов его народа - иштырцев и тирахов смелые воины нового хара за собой оставляли лишь пепел. Они появлялись из ниоткуда, оставляли за собой сожженные шатры и разграбленные поселения иштырцев и тирахов, извечных врагов кохтэ.
Никогда еще в Великой степи Кох (как звали ее все народы) не бывало двух ханов разом. Беспокойно было у старого хана и на сердце в стане народа котхэ. Старший сын Тавегея решил, что отец его слишком слаб и немощен уже, размяк, поглупел и не способен вести народ к великим победам. Ему хотелось власти и славы – не меньшей, чем у Баяра, вождя преданных ему “огненных людей”. А сам младший брат был ему костью в горле, и до того старшему захотелось быть первым, главным, величайшим – что совершил он чудовищное, став отцеубийцей и власть захватив. А к младшему брату преступник послал отравителя. И никто не узнал бы об этом. Но жена его чужеземная, Дженна, женщина с сердцем воина, мужа спасла и сама приняла бой с ханом. И победила.
Баяр вернулся к народу котхэ, и не нашлось никого, кто не приветствовал бы его, как наследника хана Тавегея.
С тех пор прошла зима, спокойная и сытая. А весной войско Баяра полностью истребило коварных и подлых иштырцев. Мужчин-воинов убили. Женщин и детей взяли в полон. Отныне они принадлежали кохтэ: рабынями, наложницами и, как ни странно, даже женами. Кохтэ никогда не воевали с теми, кто не брал в руки оружие.
Прошла осень и вторая зима: тирахи, разумно полагая, что они – следующая цель Великого Хана, прислали щедрые дары и предложение о торговом и военном союзе. Клялись в верности, готовы были предоставить Баяру своих воинов.
Неожиданное, но лестное предложение: Великий Хан вдруг разом увеличил свое войско в полтора раза. Можно было теперь идти походом на восток, в земли угуров. Или на север, покорять города и деревни моров.
Моры богаче, но и сильнее. Эти светловолосые и голубоглазые могучие люди – отменные воины. Вот только конница у кохтэ хороша, а моры воюют пешими. Баяр рассчитывал на победу, хоть и не простую, но зато какую славную!
Угуров же он опасался больше. Очень их было много. Когда-то кохтэ воевали с ними и были разгромлены наголову. К тому же угуры были серьезными противниками: они не боялись смерти, ковали великолепное оружие и выращивали много зерна и риса. Завоевать их, наверное, было можно, но ценой огромных потерь. Да и брать с них, кроме продовольствия и стальных клинков было нечего, а у моров меха, золото и жемчуг. Камень, дерево, лен и серебро, красивые и сильные женщины.
Большой Совет кохтэ, куда неожиданно пригласили и женщин, решил идти на моров.
Жена Баяра злилась, глупая женщина. Она ждала второго ребенка и никак не могла сесть на коня, схватить лук и мчаться в бой. Листян смеялась у нее за спиной.
С Дженной она когда-то была очень близка, любила ее как сестру – до тех пор, пока из-за нее не погибли отец и двое братьев Листян. Не появись в их стане чужачка, все было бы по-прежнему: единственная сестра Баяра была в этом уверена. Но увы, мертвых не вернешь, прошлого не изменишь, и с дерзкой женой брата приходилось держаться осторожно.
Листян, впрочем, осторожно не умела: привыкла быть единственной дочерью хана, избалованной и безмерно любимой отцом. Раньше она еще боялась материнской розги, но теперь-то ей было уже восемнадцать, а мать сильно постарела после всей этой истории. Никто, кроме Баяра, был Листян не указ, а Баяр вот-вот должен был уйти в очередной поход.
Можно было бы пойти с ним: в войске было не меньше сотни женщин-лучниц. Но к чему? Терпеть лишения, спать на земле, трястись в седле – для изнеженной девушки такой подвиг был совершенно неинтересен. К тому же в войске был тот, кого Листян стыдилась и от кого пряталась.
Нет, не только Баяр мог влиять на сестру. Был еще один… мужчина.
Ее бывший жених.
Когда-то Листян обманула его, зная, что Наран не на шутку в нее влюблен. Долго обещала стать его женой, но так и не стала. Он отступил, но она-то знала: ждет. Наверное, ждет, когда повзрослеет, когда созреет для брака.
Листян разумом понимала, что лучшего жениха ей в стане не сыскать. Тысячник, правая рука Великого Хана, сын одного из самых уважаемых людей, к которому прислушивался сам хан… Да и просто: красивый мужчина и отменный воин.
Но она его не любила ни капли, он был неинтересен ей. Листян хотела совсем другого мужа: жесткого, властного, опытного, лучше – постарше. Такого, чью власть могла над собой признать. Наран ей не подходил совершенно. И сейчас она малодушно радовалась, что тысячник покинет стан вместе с ее братом – ведь тогда она не будет его видеть и вспоминать о своем некрасивом поступке.
И теперь, когда кони были готовы, когда наутро войско отправлялось в поход, когда на шатре у хана висел его кнут – знак того, что в эту ночь на внимание Баяра имела право только его любимая жена, Листян потеряла бдительность. Уверенная, что все воины спят, она ночью вышла в свое любимое место: к древнему кругу из камней, называемому Тойрог. Там лучше всего думалось и отменно успокаивался дух.
— Я так и знал, что найду тебя здесь.
Девушка вздрогнула и обхватила плечи руками. Ей хотелось съежиться, спрятаться, раствориться в старых камнях, но увы – немыслимо.
— Ты меня искал?
В темноте Наран красивый: высокий, молодой, сильный. Не сверкают нестерпимой рыжиной его волосы, не видно веснушек, не заметна юношеская нескладность. Листян его разглядывала – не прятать же теперь глаза? Гордость не позволяла.
— Знаешь же, что не уеду, не попрощавшись.
Да, знала. Потому и пряталась. И нужно было немного потерпеть, но терпеть Листян не умела совершенно.
Промолчала, старательно разглядывая в темноте травинки.
— Будь моей женой, Листян. Я хочу, чтобы ты была только моей. Всегда.
— Зачем? – и снова она знала ответ, но не могла отказать себе в удовольствии его услышать.
— Я тебя люблю. Как солнце, как небо, как ветер. Как дождь в жаркий полдень в середине лета.
— Я… не люблю тебя, Наран, – и это она ему уже говорила.
— Моей любви на двоих хватит. Я вернусь к тебе, Лис.
— Конечно, вернешься, – о, в этом она не сомневалась. Таких зануд даже смерть не берет.
— Дождись меня. Не… обещай себя другому.
— Ох, Наран! – Листян раздраженно притопнула ножкой. – Вот тут обещаю. Пока Баяр не вернется, не выйду замуж, уж будь уверен.
Он шагнул к ней, пристально вглядываясь в лицо невозможной этой девушки, любви своей безумной, иссушающей, мучительной – и прильнул губами к ее губам. Она вырвалась, шипя как дикая кошка, сверкнула глазами и бросила гневно:
— Спасибо скажи, что не ударила ножом! Не будь ты другом моего брата, я бы тебя убила!
И убежала, растворилась в ночи.
Наран оперся дрожащей рукой на старый холодный камень, прикрыл глаза обессиленно. Она сказала правду: будь на его месте кто-то другой, не сносить бы ему головы за такой проступок. Никто не смеет женщину принуждать к близости, а поцелуй его можно было расценивать именно так. Но Наран был когда-то ее женихом – почти год. И обнимал ее, и целовал даже несколько раз. И Баяр все прекрасно понимал. Да, скорее уж Листян окажется виноватой – снова. Наран всегда без труда мог повернуть дело так, как ему было выгодно. Говорить он умел, убеждать – еще лучше. И Листян перед всеми представить бы смог непроходимою дурой, наблагодарной и избалованной, а себя – гордым влюбленным героем, достойным и лучшего. Вот только ближе они от этого не станут. И снова он ни на шаг не приблизился к своей мечте. Опять все испортил.
