О пауках и собаках - Алиса Рудницкая

Порыв холодного морского ветра заставил девочку вздрогнуть. Но она не остановилась. В одном только сером платье, охваченном широким синим поясом, с босыми ногами, с сияющими белизной волосами, заплетенными в простую косу, она медленно шла по пустынному берегу, серому, каменистому – и пела. Звонкий голос будущей Владычицы должен был благословить воды Эллейского залива – успокоить обещанный предсказателем шторм, призвать рыбу в сети и отогнать сирен.

Эйнар кутался в меховой плащ. Вместе с дядей он стоял на холме у побережья, чуть вдали от толпы придворных. Вокруг шныряла охрана. По традициям ритуал проводится в одиночестве, но никто не собирался рисковать Соллит лей Холт – единственной наследницей недавно погибшей правительницы Нортейла. Все наблюдали. И мерзли.

Когда песня была допета, Соллит – дрожащую, посиневшую от холода, с покрасневшим носом и слезами на глазах – окружили служанки. Укутали в теплые одеяла, напоили чем-то горячительным. Девчушка закашлялась, но щеки сразу порозовели. На миг ее взгляд остановился на Эйнаре, и Соллит покраснела еще больше, смущенно ему улыбнулась.

Эйнар улыбнулся в ответ.

– Она же еще совсем ребенок, – почти не открывая губ, прошептал он дяде.

– Она твоя будущая жена, – тот не скрывал ни гордости, ни жадности. – Она твой шанс вернуть нашему роду былую власть.

Эйнар мысленно закатил глаза. Опять. Опять эта опостылевшая песня про былое. Былое – вообще, любимое дядино слово.

Настоящая власть в руках рода лор Телламонов была лишь в те далекие времена, когда у Кайнара, позже прозванного Белым, пробудилась великая магия. Он обучался в Междумирье, в легендарной Академии, и, вернувшись в Нортейл, перевернул здесь все. Спас их страну от вечной войны, на долгие века подарил родному острову процветание.

От старшей дочери Кайнара и пошел род Холтов. Он крепчал, Владычицы мудро правили, а Телламоны постепенно теряли свое влияние, вырождались, как и их снежные лайки на семейной псарне. Волосы Эйнара белы, и темно-серые глаза еще не потеряли вишнёвых вкраплений, но до чистоты Холтовской породы ему было далеко. Вот Гайнер, наследник лор Ранетрелов, извечных врагов рода Телламонов, считался куда лучшим кандидатом в первые мужья Владычицы. Ведь волосы его - как свежее молоко, а денег хватит, чтобы купить не один флот. Не сравнить с увядающим замком и скромным доходом в тысячу тернов в год.

Но три дня назад дядя, счастливый, как никогда, сообщил Эйнару радостную весть – Мудрейший Совет, под чьим бдительным оком и правили Владычицы Нортейла, одобрил союз последнего из Телламонов и маленькой Соллит лей Холт. Эйнар знать не хотел, как дядя это провернул, какие грязные трюки опять использовал, кого вновь шантажировал, быть может, даже убил… убил, ради достижения своей цели, как когда-то родителей Эйнара. Знать не хотел – но узнал. Иначе сильнее не стать.

Дядя крепко сжал плечо Эйнара, даже сквозь меха причиняя боль. Хотелось стряхнуть его руку, как мерзкого паука, но из сетей Авеля лор Телламона – сетей обязательств и традиций, интриг и многолетней лжи – так просто не выпутаешься. И Эйнар послушно подставил ухо под довольный, отвратительно-жаркий шепот:

– Она прекрасна, правда, Эйнар? Прекрасна и так невинна. И ты так собой хорош. Ты взрослый, загадочный, будешь правильно себя вести – и малышки Соллит сама вручит тебе свое сердце. А вместе с ним и власть.

– Пока она не заведет себе еще одного мужа? Или двоих?

Мать Соллит слыла неправильной Владычицей, противостояла Мудрейшему Совету и так до самой смерти и хранила верность одному мужчине. Но обычно женщины рода лей Холт заключали два-три, а то и пять, брачных союзов. И не всегда первый муж оставался самым важным.

– Так сделай все, чтобы не завела. Знаешь же, с каким благоговением относится Соллит к покойной матушке, как стремится равняться на нее. Очаруй девчонку. Говори правильные слова – и станешь единственным, даже если Совет заставит ее взять щенка Ранетрелов.

На плечи Соллит слуги набросили плащ из медвежьей шкуры, посадили ее на лошадь, и торжественной процессией весь свет нортейлского двора отправился во дворец. Напоследок Владычица бросила еще один смущенный и заинтересованный, почти влюбленный, взгляд на Эйнара.

Эйнара затошнило.

Почему она, совсем-совсем еще ребенок, безгрудая, с детскими щеками, с хрупкими, как тростинки, руками – и уже окропила простыни первой женской кровью? Соллит – прекрасна. Будет. По меньшей мере через пять лет, и то слишком на вкус Эйнара она была бы молода. Он хотел любить женщин равных ему, веселых и живых, а не маленьких девочек. И тем более не в компании сучьего выродка Гайнора лор Ранетрела.

Ведь тот точно так просто не отступится, не упустит возможность вступить в семью Владычицы Нортейла. А если вступит – попытается уничтожить Эйнара.

Дядя был прав. Он должен сделать все, чтобы Соллит была только его.

– Мы с тобой наконец-то все изменим! Вернем былую мощь Нортейлу. Ты понимаешь, Эйнар? Понимаешь, какая судьба тебя ждет? Мы разрушим оковы, выпустим наш народ на волю. Сила – в неожиданности, мы ворвемся в эту войну, как самый быстрый и опасный фрегат, взбаломутим это болото жалких шхунок. Весь Готред узнает – победа за Нортейлом.

– Нейтралитет… – Эйнар не сдержался. Столько раз он слышал эти речи, эти лелеемые мечты дяди о величии родины, но не спорить не мог, пусть и знал – это бессмысленно. Дядя одержим.

Авель почти зарычал:

– В морскую бездну нейтралитет. Пять сотен лет у нас этот проклятый нейтралитет. И поэтому мы подыхаем. Нос боимся высунуть во внешний мир, и благородно всем помогаем. Зона перемирия, ха. Дерьмо собачье это все, Эйнар, очнись же! Страх – это, медленное, извращеное самоубийсво. Хотя нет – убийство. Убийство своей родной страны лей Холтами и Советом. И настала пора это прекратить!

На лощенном лице Авеля появилась возвышенная одухотворенность, он, словно не раз проговаривал эти фразы про себя, репетируя выступление для других:

– Наш флот гниет, наши мечи ржавеют, и кости воинов скрипят от бездействия. Но приказ Владычицы воскресит былое войско, сильнейшее во всем Готреде. И приказ ей этот на ухо нашепчешь ты, Эйнар. Твоем имя затмит самого Кайнора…

Сладкие речи. Служанка, отравившая родителей Эйнара, так говорила. Говорила, что господин Авель такие сладкие речи толкал... так голову