Если бы меня спросили
1
1
— Девушка, можно с вами познакомиться? — мальчишка лет пятнадцати отошёл от товарищей с такими же красными погонами кадетской школы на чёрных шинелях и плюхнулся рядом с ней на сиденье.
Автобус качнуло на повороте.
Парень схватился за поручень обветренной рукой со сбитыми костяшками.
«Он, конечно, ничего, — подумала Ирка, — симпатичный, дерзкий, разве что невысокий, но ей такие всё равно не нравятся». Со вздохом закрыла тетрадь по информатике: как вообще можно разбираться в этом долбанном программировании? Подняла на него глаза.
— Откуда я знаю можно тебе, нельзя? Иди, у мамы спроси.
Его друзья заржали. Он белозубо улыбнулся, но не отступил.
— А телефончик дашь, Ирина Лебедева? — сверлил он её ярким мальчишеским взглядом. — Ученица восьмого «Б» класса гимназии номер восемь.
Она с досадой перевернула тетрадь. Чёртова обложка!
— Телефон мне и самой нужен, — пригладила длинные волосы, наэлектризовано липнувшие к его шинели.
Он снова улыбнулся. Широко. Открыто.
— Значит, придётся тебя найти. Выходишь на следующей остановке?
— Нет, — хмыкнула она.
— Зря. Охрененная остановка, — смеялись его глаза.
Автобус затормозил. Двери с шипением открылись. Его друзья вышли. Он остался один.
— Так я позвоню? Или встретимся в школе?
— Север, пошли! — кричали его товарищи, зябко переминаясь на улице. — Петь, да пошли уже! Отстать от девчонки!
— Тебя, кажется, ждут, — усмехнулась она.
Он сорвался с места, но в дверях обернулся.
— Встретимся, Ирина! — подмигнул и выскочил из автобуса…
«Ирина», — усмехнулась она, глядя на своё отражение в тёмном автобусном стекле.
Никто в пятнадцать лет не звал её Ирина. Сейчас, в двадцать один, и то редко.
Стерва, сука, чума, ведьма, иногда Ира, чаще просто Ирка, но Ирина… никто, кроме Севера.
— Ну а ты чего ждёшь? — окликнула её кондуктор.
— В смысле чего? — оглянулась Ирка в пустом салоне. — Мне до конечной.
Телефон, зажатый в руке, пока она в задумчивости вспоминала, как познакомилась с Севером, пиликнул полученным сообщением.
«Сижу на лекции…» — успела прочитать только начало.
— Автобус дальше не идёт, — грозного вида кондуктор поправила лежащую на объёмном животе сумку с рулончиками билетов. Из перчаток с обрезанными пальцами торчал свежий ярко-красный маникюр.
— Почему не идёт? Ещё же три остановки, — посмотрела в окно Ирка.
— Потому что не идёт, — угрожающе вцепилась в потёртый дерматин тётка, встав позади Иркиного места, словно собиралась её вытолкать. Эта могла. — Выходи давай. Давай, давай! — дохнула съеденным по дороге беляшом. — Молодая, пешком дойдёшь.
— Может, деньги тогда вернёте, раз не довезли? — встала Ирка. Не драться же с ней.
— Ничего я тебе не верну, — теснила её к выходу кондуктор. — С самого центра едешь, считай — довезли, — хмыкнула она.
— Не с центра, а с вокзала… — возразила Ирка.
Спорить не хотелось, просто было обидно. И несправедливо. И поздно уже. И холодно, а она, между прочим, в осенних сапогах. Да, вот такая она бунтарка: весной по снегу в осенних сапогах.
В зеркало заднего вида их рассматривал водитель. Ирка состроила ему рожу и вышла.
— Чтоб у тебя колесо лопнуло! — сказала вслед отъезжающему автобусу.
Посмотрела на экран зажатого в руке телефона.
«Сижу на лекции. Смотрю на снег с дождём за окном. Питер такой Питер. Странное чувство, когда лекцию читает твой собственный муж», — написала Аврора.
«А меня только что выставили из автобуса» — ответила Ирка.
«За что?!»
«Просто так. Решили по частному сектору не тащиться, там зимой пассажиров нет, это летом дачники, на конечной не впихнуться. А зимой развернулись и адьёс. Иду пешком»
«А ты где была так поздно?»
«Где, где. Всё тебе скажи!» — вздохнула Ирка.
Спрятала в карманы замёрзшие руки. На самом деле она провожала Петьку. Но про Петьку Авроре говорить нельзя. Петька Северов — Роркина первая любовь. Неразделённая. Аврора сохла по Петьке, Петька любил Ирку. А Ирка… Ирка любила мечту.
— Всё принца ждёшь? — вздыхала мама, когда на всех тетрадках, на земле палкой, на запотевшем стекле пальцем в задумчивости Ирка выводила лишь две буквы «ММ».
— Всё жду, — отвечала Ирка.
А зачем провожала Петьку? Да чёрт его знает.
Стояла на перроне, глядя в его больные влюблённые глаза, и не знала, что сказать.
Буду ждать? Глупо. Не будет. И он это знал, и даже не просил.
До встречи? Ну, приедет на каникулы из своей мореходки и встретятся.
Как встречались в школе, после школы, после армии, на праздники, в увольнительные. Когда-то тайком, а сейчас уже что. Сейчас уже и Рорка замуж вышла, ей краше её профессора никого нет, хотя первое время Ирка думала, она с тоски по Петьке под сорокалетнего мужика бросилась, как под поезд. Сейчас уже и Ирка перестала изводить Петьку издёвками, едкими насмешками, цинично мучить и портить парню жизнь. Он оказался упрямым, этот Пётр Северов.
Ну, приедет — встретятся. А сейчас уехал — и ладно. Счастливо, Петь!
А что ещё она могла ему сказать? То, что он мечтал услышать?
Люблю тебя? Ха-ха. Не любит. Не любила. И не полюбит уже, наверное, никогда. Это он её любил. Вот с той самой встречи в автобусе шесть лет назад. Им и было всего по пятнадцать, а он бросил свою кадетскую школу, снял чёртову шинель и с девятого класса перешёл учиться к ним в восьмую гимназию.
Чёртов однолюб! Сказал — и сделал. Замуж звал. С ума сходил. А она…
А что она? Она стерва, сука, чума. Ведьма.
Она — Ирка Лебедева.
2
2
«В кино ходили», — написала она Авроре.
Про Петьку промолчала.
Вроде и скрывать уже было ни к чему, но такая уж она, Ирка. Себе на уме. С детства.
Отец научил: не рассказывай больше, чем другим следует знать. О том, что умеешь. О том, чего не умеешь. О себе, своих чувствах, проблемах, планах. О планах — особенно. Никогда и никому.
Знал, о чём говорил. Игрок, карточный шулер. Красавец, романтик. Он до безумия любил мать, души не чаял в дочери, всю жизнь скрывался и много чему её научил, а она усвоила.
«С кем это вы ходиЛИ?» — написала внимательная Аврора.
«Да с Гордеевой, хоспади! С кем ещё я могла пойти, Рор?»
«Да мало ли. Как там Гордеева?»
«Всё такая же дура», — никогда не была Ирка высокого мнения об их с Роркой однокласснице, что всё набивалась к ним в подружки. Но на бесптичье и жопа соловей, как говорила Иркина бабушка, — настал звёздный час Анастасии Безмозглой Гордеевой, теперь Ирка с ней дружила.
«Вроде мужик новый у неё», — дописала она.
«Симпатичный?»
«Понятия не имею. Но заочно его уже ненавижу. Все уши прожужжала. Котик то, котик сё. По мне, мужик, что откликается на «котик», не мужик»
«По тебе да, а Гордеевой сойдёт
