1
— Пута, нуттэ!!!
Прорывается мужской голос через мое спутанное сознание. Тело ужасно болит. Не чувствую ни рук, ни ног. В голове каша. Дышать тяжело. Чувствую, как по лицу что-то течет. Вместе с ругательствами (а я уверена, что это был именно мат) слышу вдалеке плач младенца и тихий шепот: "папочка, не бей маму".
А потом пронзительный крик: "МАМА!", острая, обжигающая боль в боку. Из легких вырывается всхлип, и я провалилась в темноту.
Ничего не понимаю.
Совсем недавно я мчалась по серпантину в больницу. Привезли срочного пациента, а операционная группа была не укомплектована. Мне позвонил главврач отделения и попросил приехать. Живу относительно недалеко от больницы, мне только в горку забраться… в дождь и ветер.
Помню, как по телефону связалась с дежурным хирургом, чтобы узнать подробности. Мне описали травмы неудачного мотогонщика, и что ему нужно не только внутренние органы зашивать, но и ногу восстанавливать. И все это одновременно и срочно.
Надавила на газ. Услышала, как дежурный забыл выключить телефон и побежал. На том конце стоял протяжный писк — остановка сердечной деятельности. Скупые команды врача, подтверждение о проведенных манипуляциях и… все. Телефон отключился. Или я сама отключилась.
Темнота. Не могу даже вспомнить, что именно случилось. Я врезалась или в меня? Может, оползень?
А потом темнота сменилась болью во всем теле. Чей-то плач настойчиво вторгался в мою гудящую голову. Чьи-то руки нежно гладили меня по голове.
— Мамочка, — шептал совсем рядом детский голос. — Пожалуста, мамочка, открой глазки.
Мне настолько жалко ребенка стало, что захотелось посмотреть на эту "мамочку".
Открыла глаза и поняла, что левый совсем не хочет открываться, еще и болит ужасно, а во рту мне не хватает зубов.
— Хррр, ар, бр…
Это кто так хрипит? Ощущение, что рядом человек с отеком легких. А почему мне так тяжело дышать?
— Мамочка! — я не вижу левой стороной, но именно оттуда на меня налетели маленькие ручки.
Какая "мамочка"? У меня никогда детей не было.
— Мама, папа опять Арсиэля забрал. А нам здесь приказал сидеть.
При упоминании этого имени во мне что-то сжалось.
Повернула голову так, чтобы видеть ребенка.
Передо мной на коленках сидела маленькая красивая девочка. Только грязная и в рваном, некогда великолепном платье. Ей от силы лет шесть или семь, но в ее глазах уже виден взрослый человечек. Глядя на нее, понимаю, что она слишком быстро повзрослела. Нет, ее заставили стать старше. В ней столько боли и страха, что она не смеет плакать. Тоненькие ручки и тело больше подходят оголодавшему нищему, а не ребенку из хорошей семьи.
Жалость и боль смешались во мне, и поднялась настоящая душевная буря. Я ощутила злость на того, кто посмел сотворить такое с девочкой. Нехватка кислорода усугубляла ситуацию. Мне стали мерещиться алые всполохи вокруг ребенка. А потом я поняла, что буду защищать малышку во чтобы то ни стало. Что-то тихое, но одновременно настойчивое тянуло меня к детям.
Да, к детям. Не к ней одной, но еще и к сыну…
— Что случилось?
Я попыталась встать и поняла, что тело слишком огромное для меня. Мои руки сжимают выпирающую грудь, между ногами нет свободного места, еще и неприятно трется. Сердце от каждого движения стучит все сильнее, а легкие дышат так тяжело, будто я сквозь толщу воды пытаюсь дышать. При этом ноги отзываются болью, руки ноют, а живот висит на коленях. Осторожно трогаю свои руки и понимаю… я не я!
Не успеваю рассмотреть себя и найти здравые мысли в голове.
Раздается скрежет. Я быстро поворачиваюсь. В небольшой комнатке нет ничего, кроме какого-то грязного одеяла и ведра в углу. Девочка настойчиво жмется ко мне и с ужасом смотрит на железную дверь. Ее кто-то пытается открыть.
Неуклюже подошла к ведру. Было ощущение, что я одела огромный костюм на маскарад. Мало того, что ощущаю себя скованной, так я еще и пыхчу как паровоз при каждом движении. Встала так, чтобы тару можно было схватить в качестве защиты. Дверь из поля зрения не выпускаю, а сама ощущаю слабость и ноющую боль где-то внутри. Одышка не дает нужного притока кислорода, но я стараюсь дышать правильно, успокаивая свои дыхательные рецепторы и жгучую боль в ребрах.
— Папа пришел, — тихо прошептала девочка, вжимаясь в меня всем телом. — Арсиэля пора кормить.
Дверь отворилась. В комнату вошел высокий, мускулистый человек с острыми чертами лица. Его взгляд быстро нашел меня.
Пару секунд мы смотрим друг на друга, а потом он тихо рычит.
— Ты еще не сдохла? Как жалко, Оливия, — он делает пару резких шагов в мою сторону.
Ощущаю, как ребенок возле моих ног напрягается. Глажу ее по голове и ничего не понимаю, но чувствую, как меня начинает трясти при виде этого напыщенного лица.
— Как ты со мной говоришь?! Тебя культуре не учили? — я не привыкла к крикам и унижению.
Не могу молчать и не хочу. Вижу, как трясется девочка, чувствую ее сильные объятия и понимаю, что вот Он — причина ее страха и моего ужасного состояния.
— Голосок прорезался, пута? — он делает резкий выпад, будто схватить меня хочет. Хватаю ведро наполовину полное и выливаю прямо на одежду недо-страха.
Успеваю увидеть, как яростный взгляд напротив изменился. На меня будто монстр из глубин ада посмотрел. А потом мое тело скорчилось из-за ощущения того, как мне рвут мышцы, ломают кости, наживую вынимают легкие. И только детский крик вперемешку с визгом держит мое сознание на поверхности.
— Папа, не надо! А-а-а-а, нет! Отпусти маму!
Да что это такое, твою мать!
Почему я ощущаю боль, когда меня даже пальцем не тронули? Из-за того странного взгляда? Но я ведь не рехнулась так, чтобы поверить в гипноз и тому подобное…
Я никогда не поддавалась давлению со стороны и сейчас…
Отодвигаю в сторону свои ощущения — появился приток кислорода. Поняла, что валяюсь на полу и катаюсь от приступов боли. Мое тело выкручивает и ломает, и я сама приношу себе еще больше травм. А надо мной стоит этот мужик.
Вот тварь!
Злоба помогает прийти в себя. Но тело ослабло и не может шевелиться. В углу попискивает девочка. Ей не позволяют подойти ко мне.
— Очнется, дашь ей брата, пусть кормит, — резкий приказ повелительным голосом еще больше заводит меня.
Больше никаких слов. Тяжелые шаги и резкий хлопок дверью.
Тут же ко мне подбежали маленькие ножки. На руках дочери был грудной ребенок. Ему от силы месяца три — четыре. Малыш плачет и машет ручками.
— Мама, мамочка, — тихий, дрожащий голосок совсем рядом. Она вновь гладит меня по голове.
— Что случилось? — я спрашивала, потому что была уверена, что дочь мне все расскажет.
— Папа разозлился. Ты посмотрела ему в глаза. Дракону нельзя смотреть в глаза, если ты не его Истинная, — тихо шепчет девочка.
Забираю у нее ребенка и понимаю, что больше не смогу его отдать. Он такой маленькие и одновременно… свой. Смотрит мне в глазки и улыбается. На моих руках успокаивается. И сам он пахнет чем-то родным и одновременно далеким.
Не знаю почему, но я заплакала. Мне было трудно сдержать себя от резкого выплеска эмоций. Казалось, что кто-то другой, а не я, хочет поплакать. Будто хозяйка этого тела незримо просила, умоляла и рассказывала все о своей нелегкой судьбе. Она прощалась, отдавая мне свои воспоминания.
— Его надо покормить, мама, — к моему боку прижимается девочка.
Она сворачивается в клубочек на моем огромном плече и начинает стонать. Она прикусывает губы, чтобы не зарыдать в голос.
Вот ей плакать можно. А я — взрослый человек и должна решать проблемы. Нужно взять себя и не совсем себя в руки!
— Кормить, — я понимаю значение этого слова, но никогда не делала этого. — Как? Я вся грязная и потная.
Девочка уже не слышала и выплескивала свои эмоции на меня. Кроме как гладить по головке, я ничего не могла.
— Арсиэль значит, — смотрю в небесно-синие глазки карапузу. — И… дочка, — не могу ее оттолкнуть и не хочу.
