Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Михайловна Чернованова

Ливия Селланд

Самая длинная ночь в году, как назло, оказалась и самой темной, а в добавок к тому еще и до ларгов холодной.

К развалинам храма я добралась основательно подмерзшей. Но главное ведь — добралась! Пока шла, вздрагивала от малейшего шороха и не переставала озираться. Городок у нас хоть и маленький, мирный, но, собираясь на прогулку в полночь, надо понимать, что случиться с тобой может всякое. Особенно если тебе всего девятнадцать, а из оружия — только нож за поясом, который накануне стащила с кухни. Да и то больше для собственного успокоения, чем для обороны.

Не переставая дрожать и кутаться в ветошь, гордо именуемую пальто, я поднялась по полуразрушенным ступеням: скользким, промерзшим, заметенным снегом. Говорят, когда-то это место было невероятно красивым, но теперь от него остались лишь обломки стен да жалкие сколы колонн.

Заметив алтарь, я приободрилась и, увязая в снегу, стала пробираться к рассеченному надвое куску мрамора.

— Ну вот, почти…

Стянула варежки, достала из кармана платок Фабиана с несколькими каплями подсохшей крови и срезанной во сне у мальчика каштановой прядью. Представляю его реакцию, когда поймет, что за чудо случилось ночью… Улыбнувшись, я сжала платок в кулаке и опустилась перед алтарем на колени. Вдохнула, выдохнула и, не теряя времени, зашептала заветные слова.

Пусть сегодняшняя ночь была непроглядно темной, невозможно холодной, но она была особенной. Как и это место.

Как же долго я ждала этого момента…

Слова ритуала, который знала лучше, чем благодарственную молитву Богине-матери, звучали все громче, лились из самого сердца. Искренние, горячие, трепетные. Вместе с ними из меня вытекала сила. Дар, доставшийся мне от мамы.

То, что должно было спасти моего брата…

— Нет!

Я вскрикнула, открыла глаза, почувствовав, как в ладонь словно молния угодила. Платок выпал из дрогнувших пальцев и, подхваченный порывом ветра, взмыл к небу.

— Нет, нет, нет!!!

Подскочив, бросилась за ним, не помня себя от отчаянья. Ритуал не был закончен.

Ритуал. Не был. Закончен.

Да что же это такое…

Я ведь столько готовилась!

Платок кружил в небе, словно дразня, издеваясь, а потом стал медленно опускаться. Все ниже и ниже… Я уже была так близко. Сейчас… Еще немного и схвачу! Обязательно закончу начатое!

Исцелю брата.

Поймала. Прижала к груди и хотела уже бежать обратно, но вдруг ноги подвернулись, я обо что-то зацепилась. Камень? Ступенька?

Вскрикнув, рухнула в снег, грудью упав на… чужую грудь.

— Богиня-матерь… — выдохнула в губы мужчины, уже основательно покрытые изморозью. К ресницам тоже успели прилипнуть снежинки, красивые такие… И ресницы, и снежинки. Высокий лоб, острые скулы…

Настоящий Снежный…

Мертвый Снежный.

Совершенно, бесповоротно мертвый.

Ошеломленная своей находкой, я продолжала разглядывать незнакомца. Смотрела на него аж целую минуту, а может, дольше, со страхом, горечью и… каким-то еще странным чувством, которое не могла объяснить даже самой себе.

Он ведь Снежный…

А Снежных точно жалеть не стоит!

Как и переживать, что один из них вдруг стал покойником.

— Хватит, Ливия, на нем лежать! — строго прикрикнула на саму себя. — У тебя важное дело. А мертвецы Снежные вообще не твоя проблема.

Не успела так подумать, не успела подняться, как этот липовый мертвец (ларгов на него нет!) открыл глаза и, притянув меня к себе, грудь к груди… жадно поцеловал.

Так резко и так глубоко, что в меня, казалось, ударил весь холод зимней стужи, все вымораживающие ветра. Я должна была окоченеть, но вместо этого вспыхнула, как свеча от ворвавшейся в комнату вьюги. Голова закружилась…

Сквозь жар и холод, сквозь этот пугающий контраст я почувствовала вытекающую из меня силу. Крохи магии таяли, как искры костра в зимней ночи под напором жестких губ, под властью этого подчиняющего поцелуя.

Собрав в кулак остатки сил, оттолкнула негодяя, ударила кулаком в твердую, будто каменную, грудь, плюхнулась на то место, на которое нежданно-негаданно нашла приключения, а потом, кое-как отодвинувшись, вскочила на ноги.

Из развалин бежала без оглядки, чувствуя, как в груди лихорадочно стучит сердце, как кровь в венах вскипает от гремучей смеси из злости, страха, досады. Видя перед собой голубые как лед глаза, ощущая прикосновения горячих губ и слабость, которая с каждой секундой становилась все сильнее.

И все из-за этого ларга Снежного!

Не знаю, где взяла только силы добраться до дома. Скользнула в оставленную приоткрытой калитку, о существовании которой мачеха, кажется, даже не догадывалась, и, миновав теплицы, толкнула дверь на кухню.

Скорее бы в кровать, под одеяло. Хоть немного согреться, прийти в себя, унять бешеный стук сердца…

Вбежав в кухню, рванулась было к двери напротив, но запнулась, заметив разваливавшегося за столом ларга. Не Снежного, но этого мне видеть хотелось еще меньше.

— И где это мы пропадаем глухой ночью, дорогая сестрица? — Проведя кончиками холеных пальцев сквозь лепестки пламени, дрожащего над свечами, Душан прошелся по мне липким взглядом. — Я ведь переживаю.

Только тебя мне сегодня и не хватало…

Отняв руку от пламени, мужчина резко поднялся. Деревянные ножки стула царапнули пол, и я, не сдержавшись, поморщилась.

Отвратительный звук.

Отвратительный Душан!

— Что же ты молчишь, Лив? — насмешливо спросил он, шаг за шагом сокращая расстояние между нами. — Где можно было пропадать глубокой ночью, заставляя меня беспокоиться?

А ведь я, уходя, удостоверилась, что все спят. Была уверена, что о моем исчезновении никто не узнает.

Это что же получается: проснувшись посреди ночи, Душан решил сунуться в мою комнату, а не обнаружив меня там, занял выжидательную позицию на кухне?

И часто он меня так ночами… инспектирует?

При мысли о том, что сводный брат пялится на меня спящую, по коже словно тараканы пробежали. Хотя уж лучше бы они, чем взгляд Душана.

Меня передернуло, но внешне я продолжала оставаться невозмутимой.

— Просто гуляла, — ответила вынужденно, стараясь не смотреть ему в глаза.

Цвета болотной тины, блеклые и невыразительные.

— Гуляла? — Приблизившись, он стал обходить меня по кругу, подобно хищнику, кружащему вокруг лакомой добычи.

То, что я для сводного братца, аппетитнее куска торта или желаннее бутылки фрионского, стало ясно еще давно. Жаль, отец этого вовремя не понял. А потом его не стало…

И теперь мне приходится терпеть поползновения этого гада!

Ползучего и наглого.

— Мне не спалось, — тихо сказала я, впиваясь пальцами в отвороты на рукавах.

Наверное, хорошо, что ослабла. В последний