Право первой ночи - Лея Болейн

Осень в Фоэрксе в этом году была дивно хороша. Под ногами убаюкивающе шуршали румяные, будто слегка подкопчённые на огне листья разлапистых клидов, перемешанные с хрусткой буро-золотой хвоей донжатов.

Совсем скоро зарядят дожди, и до самой зимы, до первого снега будет пасмурно, сыро и промозгло. Донжаты всегда сбрасывают иголки перед затяжными осенними дождями.

Но пока что было прохладное, но ясное и сухое утро, и можно было неспешно шагать по упругому мягкому ковру из опавшей листвы и сухой травы. Изредка я нагибалась, собирая в подол круглые лоснящиеся бордовыми бочками плоды клидов — несъедобные, но такие приятные на ощупь. Доберусь до озера — побросаю в озеро с обрыва Вдовы Лангура, названного в честь безутешной альгаллы, некогда сорвавшейся с этого обрыва и, вероятно, там и почившей.

…и почему я никогда не ходила раньше этой дорогой? Лес, конечно, довольно дикий, горожанами, да и селянами малоосвоенный — но светлый. Дорога в колдобинах и толстых узловатых корнях донжатов, но в целом…

Приглушенный топот копыт заставил меня насторожиться и остановиться. Не то что бы мне было чего опасаться и всё же… Встреча с незнакомцем или незнакомцами — для одной лошади перестук был слишком уж насыщенным, многогранным. Столь глухое и безлюдное место, как северная сторона Жервенского леса, не должно была показаться чем-то привлекательным для одинокой молодой девушки без оружия и магических способностей.

Зря я сюда пошла.

Я стремительно свернула с кособокой дороги, прижалась к широкому стволу клида, надеясь, что тёмное платье и тёмные волосы сольются с цветом древесной коры и не привлекут излишнего внимания.

Мимо проскакал всадник. Крупный гнедой конь, светловолосый рослый мужчина в седле, за ним ещё двое всадников — пожалуй, всё, что я успела разглядеть.

Я постояла некоторое время, дожидаясь, пока сердце перестанет бешено колотиться, выбралась из своего немудреного укрытия. Прислушалась, огляделась.

Вокруг было тихо, только беспечно кукукал где-то в глубине леса маленький серокрылый пустельник. К началу периода дождей пустельники улетят в более тёплые места, например — в солнечный жаркий Гурстин…

Лесная прогулка внезапно разонравилась мне, но из чистого упрямства я продолжила путь. Кто знает, когда еще доведется вот так свободно и привольно погулять на рассвете.

Я добралась до обрыва Вдовы Лангура примерно через три четверти часа. Подошла к крепкой речной вирне, нависавшей над обрывом, обхватила рукой толстую ветку — и заглянула вниз.

Безымянное озеро внизу казалось застывшим в исполинской плошке синим киселем.

Глубокое… Судя по темной воде — действительно глубокое. Я бросила клид, понаблюдала за расходящимися по водной глади кругами, а затем подумала о несчастной женщине, столь сильно любившей своего мужа и ненавидевшей жизнь без него, что она решилась расцепить пальцы и сделать шаг туда, в жуткую пустоту. Не уверена, что способна на такие чувства.

А может, все было проще — и ее нога случайно поскользнулась на влажной жирной земле?

Представляю, какой ужас испытала леди Лангур — и в том, и в другом случае…

Земля под ногами и сейчас была сырой, словно густой творог, несмотря на то, что дожди ещё не пришли. Я переступила с ноги на ногу — туфли на мне сегодня были без привычного каблучка, удобные, но со скользкой гладкой подошвой. Размахнулась, чтобы бросить очередной клид. Движение вышло смазанным — меня отвлёк внезапный стук копыт прямо за спиной.

Резкий гортанный окрик.

Я хотела обернуться на звук, не выпуская ветки вирны из руки, но та хрустнула, нога заскользила, плоды клидов разлетелись по земле, я не удержалась на месте, и меня словно потащило к краю обрыва.

Всё заняло несколько мгновений, пару ударов сердца, которые запросто могли стать последними. Но тут чья-то крепкая рука ухватила меня за плечо и дёрнула назад, щиколотка буквально подломилась от резкого, даже грубого толчка, и я вскрикнула, уже понимая, что не упаду и не умру… но отчего-то вместо облегчения и радости моментально пришла тревога.

Спаситель оказался высоким, легкомысленно длинноволосым, совсем ещё молодым мужчиной, явно только что спешившимся с рослого гнедого коня. «Тот самый», — почему-то обречённо подумала я, разглядывая незнакомца, стоявшего непозволительно близко и не выпускавшего мою руку из своей — хотя необходимости в том уже не было. Стройный, широкоплечий, симпатичный, с чистыми голубыми глазами, правильной формы носом и самым что ни на есть решительным подбородком — при этом он не казался ни злобным завоевателем чужих земель, ни пустоголовым солдафоном. Мой дед — один из самых образованных людей в нашем квартале Фоэркса — сварливо и одновременно ласково называл таких «головаюшками», намекая на главенство головы и, собственно, ума в организме эту голову носящего.

Впрочем, до образованности красавчика мне не было никакого дела, ровно как и до его лица. Куда больше моим вниманием завладела небольшая выпуклая золотая спираль, выжженная на его шее слева.

Грай.

Грай, будь милостива ко мне светлая обитель. Самый настоящий грай.

* * *

… на самом деле, ничего особенного или сверхъестественного в граях не было. В маленьком захолустном Фоэрксе этим древним титулом именовались исключительно представители рода де’Браммер, а точнее, глава семьи Андуан де’Браммер и три его сына, чьи имена не оставили следа в моей памяти. Золотую отметку представителям рода, как особо привилегированного, ставил кто-то из тайной свиты Его Величества. Для меня оставалось большой загадкой, по какой причине Браммеры (приставку «де» у нас обычно легкомысленно опускали) до сих пор не перебрались в столицу — жизнь в шумном и многолюдном Фаргасе представлялась мне куда более увлекательным занятием для богатых и знатных магов, чем прозябание в городишке со скверным климатом, куда не заезжают даже бродячие актёры и циркачи.

Тем не менее, отсыпанные с королевского плеча привилегии отличали граев независимо от того, в каком городе им довелось или захотелось жить. Привилегии эти были как пустяковые: например, граи могли заходить в храмы Светлой обители с непокрытой головой или здороваться за руку с бургомистром, так и вполне существенные: например, обыкновенные стражники без королевских серебряных нашивок не имели права задерживать грая независимо от того, сколь тяжкое правонарушение он совершил. А откуда в наших краях взяться стражникам с нашивками…

Даже если спаситель решит прямо сейчас столкнуть меня с обрыва при свидетелях, бестолково переминающихся с ноги на ногу за его спиной шагах в тридцати поодаль, ему за это ничего не будет… И осознание этого факта пугало по-настоящему.