Речь Бонни была настолько же эмоциональной, насколько собранной была речь Мередит. Она постоянно замолкала и вытирала глаза. В конце концов, преподобный Бетеа не выдержал и дал ей платок.
Бонни поблагодарила, вытерла слезы и запрокинула голову, чтобы успокоиться. В это время Елена увидела то, что никому другому видно не было: она увидела лицо Бонни, без единой кровинки и без единой эмоции, но не как у человека, собирающегося упасть в обморок, а… как-то очень знакомо бледное.
У Елены мурашки пробежали вдоль позвоночника. Не здесь. Господи, только не здесь.
Но процесс уже начался. Подбородок Бонни опустился, взгляд устремился под ноги. Казалось, она не видела никого вокруг. И голос был не ее.
— Никто не есть то, чем кажется. Помните. Никто не есть то, чем кажется.
Потом она застыла, глядя прямо перед собой остекленевшими глазами.
Люди стали переглядываться и тревожно шептаться.
— Помните… никто не есть то, чем кажется….
Вдруг Бонни покачнулась, преподобный Бетеа бросился к ней, а какой-то мужчина подскочил с другой стороны. Этот второй был лысым — Елена узнала мистера Ньюкасла. С другой стороны приближался Аларих Зальцман. Он добежал до Бонни как раз тогда, когда она упала в обморок. И тут Елена услышала за спиной шаги.
Елена заметалась, пытаясь одновременно сориентироваться в обстановке и вжаться в тень, ожидая увидеть доктора Файнберга, но увидела не его.
Вошедший был красив античной, правильной красотой, но зеленые глаза были грустны. Через секунду Елена бросилась ему на шею.
— Стефан, Стефан…
Он замер, осторожно обнимая ее, как будто боялся, что любимая его с кем-то перепутала.
— Стефан… — прошептала она, зарываясь лицом в его плечо, пытаясь его как-то расшевелить. Если бы он сейчас отверг ее, она бы, наверное, умерла.
Елена застонала и прижалась к нему еще сильнее, пытаясь слиться с ним, раствориться в нем.
— Елена, Елена, все хорошо, я рядом… — он шептал ей на ухо всякую успокаивающую чушь, гладил по голове, крепко прижимал к себе. Теперь он знал, что она его ни с кем не перепутала.
В первый раз за сегодняшний день Елена почувствовала себя в безопасности. Она долго не могла оторваться от Стефана, не плача, а просто дрожа от страха.
Наконец она почувствовала, что мир принимает привычные очертания, но все равно не разжимала объятий, просто пряча лицо у него на плече и наслаждаясь чувством комфорта и безопасности. Потом она подняла голову и встретилась с ним взглядом.
Раньше она думала только о том, чем Стефан может ей помочь. Она собиралась умолять его, упасть в ноги, слезно просить спасти ее от этого кошмара, сделать ее человеком, но теперь она смотрела на него и чувствовала, что согласна на все.
— С этим ничего нельзя сделать? — тихо спросила она.
Он сразу все понял и так же тихо ответил:
— Нет.
Елена почувствовала, что Рубикон перейден и назад дороги нет. Способность говорить вернулась не сразу.
— Прости меня, я ужасно вела себя там, в лесу. Я не знаю, что на меня нашло, я помню, что вытворяла, но не помню, почему.
— Ты еще просишь прощения? — его голос дрогнул. — Елена, после всего, что мы с тобой сделали, после того, что с тобой из-за нас случилось — ты просишь прощения?
Он не смог договорить, и они просто крепко обнялись.
— Обалдеть как трогательно, — прозвучал голос с лестницы. — Может, вам серенаду спеть или на скрипке поиграть?
У Елены от ужаса пробежали мурашки по коже. Ока уже забыла, какой гипнотической силой обладает Дамон, и какие страшные у него глаза.
— Ты как сюда попал? — ляпнул Стефан.
— Не поверишь! Так же, как и ты. Почувствовал Еленину боль и пришел.
Елена чувствовала, что Дамон в бешенстве. Не просто раздражен или обеспокоен, а рвет и мечет от ярости.
«Но он же хорошо со мной обращался, когда я не ведала, что творю! Нашел безопасное место для ночлега, не полез целоваться, когда я была не в себе. Он же был… добр ко мне!»
— Вы, кстати, знаете, что там внизу творится?
— Знаю, это опять Бонни, — Елена отпустила Стефана и отошла в сторону.
— Да я не про то. Там на улице такое…
Елена, предчувствуя нехорошее, спустилась за ним на один пролет, к окошку, из которого была видна парковка. Спиной она чувствовала присутствие Стефана.
Из церкви вывалила толпа народу, и все они почему-то стояли на краю стоянки и не уходили. Напротив них, посреди парковки, стояла огромная стая собак.
Казалось, две армии столкнулись лоб в лоб. Странно было только то, что никто не двигался. Люди, по-видимому, были парализованы страхом, а животные чего-то ждали.
Здесь были разные собаки. Были маленькие и остромордые корги, терьеры, лхаса апсо с длинной золотистой шерстью. Были среднего размера — спаниели, эрдели и даже одна белоснежная лайка, были и большие — ротвейлер с широченной грудью и купированным хвостом, серый волкодав, абсолютно черный шнауцер. Елена потихоньку начала узнавать каждого зверя.
— Это — боксер мистера Грюнбаума, а это — овчарка Салливэнов. Что с ними?
Было видно, как перепугались люди. Они стояли плечом к плечу, но никто не решался приблизиться к собакам. Те же в свою очередь не делали ничего, просто стояли и сидели, высунув языки. Это было очень страшное бездействие. Малейшее шевеление — подергивание хвоста или уха — воспринималось острее, чем обычно. Животные не проявляли дружелюбия, просто ждали.
В задних рядах стоял Роберт. Его не было в церкви, поэтому Елена не ожидала увидеть его тут. Он отошел в сторону и скрылся под навесом.
— Челси! Челси! — вперед вышел Даг Карсон, старший брат Сью. Он ступил на нейтральную полосу между людьми и собаками и слегка вытянул руку.
Сука-спаниель повернула голову с длинными шоколадными ушами. Ее хвост чуть заметно дернулся, но к человеку она не пошла.
Даг Карсон сделал еще шаг.
— Челси! Хорошая девочка… Ко мне! Челси, ко мне!
Он прищелкнул пальцами.
— Ты чувствуешь этих собак? — прошептал Дамон.
Стефан помотал головой.
— Нет.
— Вот и я тоже… — Дамон сощурился и наклонил голову, клыки чуть выдались, оголились, как у волкодава. — А должны бы. Мне вообще не засечь никаких эмоций, я каждый раз, как пытаюсь их сканировать, как на стену натыкаюсь.
Елена не поняла ни слова.
— В каком смысле «сканировать»? Они же животные!
— Внешность обманчива! — глумливо возвестил Дамон, а Елена вдруг вспомнила радужные блики на перьях того самого ворона, который преследовал ее с первого дня занятий. Такие же блики играли на иссиня-черных, шелковистых волосах Дамона.
