Стэйси Кейд - "Правила"

Именно поэтому мне не составило труда понять, что что-то не так, ещё до того, как я заглянула в газету.

Статья находилась в центре полосы, прямо под гигантской рекламой магазина "Резиновый Майк". Мне хватило нескольких строк, чтобы понять, в чем дело.

Внезапно погасший свет в школе «Эша».

Вчерашним утром произошел необъяснимый сбой в электросетях вышеупомянутой школы. В результате взрыва лампы на верхнем этаже «Эша», ряд учеников был осыпан дождем из осколков...

Дерьмо. Я втянула воздух, непроизвольно давясь своей яичницей.

Вчера я просидела до позднего вечера, слушая новости и проверяя поток ссылок в интернете, в страхе встретить упоминание о случившемся. Я не боялась широкой огласки, ведь в любом случае "GTX" проконтролировало бы ситуацию, если бы она привлекла слишком много зрителей. Мне необходимо было удостовериться, что произошедшее не вышло за пределы школы. Но надежда на это была более чем наивной. То, что казалось не достаточно значимым для телевизора и не достаточно эффектным для интернета (кто бы стал тягаться со скандальными знаменитостями и милыми котятами, застрявшими в коробках), было, как раз достойно целой полосы в местной газетенки Уингейта.

Боже, ну почему вчера никто не объявил этот городок свободным от идиотов, или почему никто не украл кучу садовых гномов и не расположил их в различных эротических позах, прямо перед главным входом в Методистскую Церковь?

Вообще-то, я находила это довольно-таки забавным. Ты не можешь получить лучшего примера лицемерия, чем глядя на людей, сталкивающихся с вопиющим — пусть и на примере гномов — проявлением сексуальности. Они краснеют и бледнеют, хотя внутри сами желают попробовать то, что делает красный гном по отношению к синей садовой фее. Люди не могут

скрывать от меня свои мысли вроде этих, без умений и должной практики. Что это — развитая гениальность или проектный изъян — выбирать вам.

Прочистив горло, я выплюнула яйцо в салфетку и осторожно спросила:

— Насколько все плохо?

— Весьма плохо, — отец выглядел помрачневшим и усталым, но он не указывал на заднюю дверь с настоятельным шепотом, призывающим к бегству. Это позволяло сделать вывод, что опасность быть пойманной мне не угрожает, а значит можно немного расслабиться.

— Ты собираешься рассказать мне? — повторил свой вопрос отец, тыча пальцем в бумагу. Весь его внешний вид, с головы до ног, указывал на профессиональную принадлежность — внушительный начальник охраны, которым отец и являлся. Он по-прежнему продолжал носить униформу и рубашку, на которой обычно были плечевые ремни. Сейчас они и пистолет, скорее всего, покоились запертыми в сейфе его спальни. Куртка отца, украшенная логотипом «GTX»,

свисала со спинки стула. Как правило, он убирал ее с поля моего зрения, зная, насколько я ненавижу этот фирменный знак.

Когда-то, еще в самые первые мои годы в «GTX», может быть, сразу после рождения, они поставили на мне клеймо, как на обычной домашней скотине. С тех самых пор на моей правой лопатке находилась татуировка с логотипом «GTX», с большой стилизованной буквой G и моим проектным номером GTX -F107, как раз прямо под ней грубовато-выведенными буквами. Я всегда наносила повязку на этом месте, чтобы никто не смог заметить. Но каждый раз, когда я меняла ее, воспоминания новой волной давали о себе знать. Один вид клейма был способен причинить мне буквально физическую боль, каждый раз вынуждая непроизвольно злиться.

— Я не смогу защитить тебя, если ты продолжишь что-то от меня скрывать, — произнес отец с глубочайшим неодобрением.

Осуждение в его голосе отдалось болью в желудке. Я ненавидела разочаровывать его, этого человека, который бы рискнул всем ради меня.

— Мне нечего сказать, — я сглотнула, избегая родного взгляда. — Это было просто... ничего.

Отец не ответил, но суровое выражение его лица отчетливо давало понять всю степень недовольства моим обманчивым «ничего».

— Это продлилось недолго, — стараясь реабилитироваться, быстро добавила я.

Недолго, как и любой другой подобный инцидент со времен моего побега из «GTX». Хотя, по большому счёту, это случилось всего раз (тогда я перевернула страницу учебника по английскому языку, не касаясь её) и он был не замечен. Что касается вчерашнего происшествия, мистер Колер сделал объявление, в котором обвинил во всем, вышедший из строя трансформатор. Это объяснение было не далеко от правды, с физической точки зрения, и ученики, как и другие преподаватели, с готовностью его приняли, не задавая лишних вопросов.

— Ты контролировала это? — спросил отец.

На долю секунды я заколебалась, а затем осторожно произнесла:

— Нет.

Взгляд мужчины, тот, который всегда поражал меня своей силой, исчез. Но стоило мне попытаться добавить еще хоть слова, как жесткость в его глазах вернулась. Теперь отец смотрел своим колючим цепким взглядом, словно внутрь меня.

— Ты уверена? — настаивал он.

Видимо, допрос ещё не закончен.

Да, уверена, потому что, будь моя воля, я бы проделала дыру в стене телом Рейчел Джейкобс, а не просто разбила бы лампы. Но так отвечать было нельзя.

— Уверена, — вместо всего этого, тихо сказала я. — И я попробовала повторить все ещё раз, несколько минут спустя, когда была одна. Неудачно.

Технически я была не одна. Не совсем одна. Кроме Дженны и меня в туалете больше никого не было. Нас разделяло не слишком внушительная преграда — дверь кабинки. К тому же Дженна рыдала слишком громко, она не слышала мои просьбы впустить меня. Задвижка на двери была довольно простым механизмом. Я попыталась сосредоточиться. Но в висках, как было в прошлый раз, не пульсировало, а состояние, в котором мне было бы под силу поднять и опустить металлический стержень так и не наступило.

В конце концов, я сдалась и просто постучала. Ариана Такер — часть супер-секретного оружия, демонстрирует чертовски редкую способность, она вежливо стучит в дверь. Иногда я задаюсь вопросом, почему "GTX", даже в моем нынешнем состоянии, так сильно хотят заполучить меня. Ментальные стены, что воздвигались в течение шести лет вокруг моего телекинеза, как меры защиты, были очень эффективными. Независимо от того, как сильно я старалась хотя бы чуть-чуть раздвинуть эти границы, ничего не получалось. Мне удавалось слышать мысли людей, ощущать эмоции, но это всё, на что я была способна.

Куда делись остальные возможности? Неужели мой дар стал пропадать?

Способность манипулировать объектами, не касаясь их, бросать, сгибать, отводить, замедлять, призывать с другого конца комнаты — всё, что когда-то было так легко и просто для меня, как дыхание. Это не казалось волшебным или особенным. Любой человек был бы очень сильно изумлен,