– О, да? Ну и как, сработало?
– Да не очень, – рассмеялся он, опираясь сзади на меня. Его смех очень заразителен, и присоединилась к нему. Учитывая нависшую над нами опасность, это единственное, что нам остается.
– И так, что мы будем делать? Каков план действий? – спросила я, когда приступ смеха немного поутих.
– Я чертовски постараюсь, чтобы ты оставалась живой, и такой же маленькой и хрупкой, как и сейчас. А потом, когда тебе исполнится двадцать один, выбор за тобой.
Двадцать один. Для меня это означало предъявление настоящего, а не поддельного паспорта при покупке спиртного и попытке пробраться в ночной клуб. Теперь же, зная, что восхождение спасет мне жизнь, и в перспективе жизнь Дориана, мой день рождения приобретает новый смысл. Мне лишь нужно до него продержаться.
Я посмотрела на этого греческого бога, сидящего рядом, и приняла осознанное решение, что сделаю все возможное для того, чтобы спасти наши жизни.
– Ну, я так понимаю, тебе не двадцать пять.
Дориан покачал головой:
– Наша физическая форма перестает изменяться после того, как мы достигаем пика своей силы. Ее использование нас старит, но мы можем пополнять ее… различными способами. Мое тело перестало изменяться в возрасте двадцати пяти лет, – его рот искривила шаловливая улыбка, заставляя выглядеть моложе и до смешного очаровательным.
Он повернулся ко мне, его глаза были затуманены воспоминаниями о прошлом:
– Габриэлла, я прожил два с половиной столетия.
Какого х…?
– Срань Господня! Тебе двести пятьдесят лет?
В ответ Дориан лишь мило мне подмигнул:
– Удивлена?
– Гм, черт побери, да. Это довольно-таки противно, Честер Молестер
[1]
, я трахалась с древним артефактом!
Не успела я рассмеяться, как оказалась прижатой к дальнему концу дивана, без понятия, как я там оказалась, и не имея возможности пошевелиться. Мои руки лежали над головой, крепко сцепленные вместе, а Дориан навис надо мной и на его губах играла презрительная улыбка.
– Поверь, малышка, – пробормотал он всего в дюйме от моего лица, – я какой угодно, только не древний. И ты еще не знаешь, что значит трахаться. Пока.
– Это угроза? – спросила я тяжело дыша, моя бурно вздымающаяся грудь сделала затвердевшие соски еще более заметными.
– Я никогда не угрожаю. Это еще одна вещь, которая не в моем стиле, – Дориан облизал губы, и мне пришлось бороться с желанием приподнять голову, и впиться в них, втянуть его язык в свой рот.
Я извивалась под его порочным взглядом:
– Обещание?
Как ответ на мой вопрос Дориан приблизил свои губы к моим, но не касаясь их. Его прохладное дыхание ласкало мою кожу и оставило ледяное покалывание
– Это именно то, чего ты хочешь? – спросил он. Я кивнула, загипнотизированная его близостью и ощущением его тела рядом. Дориан провел пальцем по моему подбородку, дразня меня так, как только он умел. – Я хочу, чтобы ты это сказала. Скажи, что ты меня хочешь. Скажи, что хочешь, чтобы я сделал тебе хорошо. Скажи, что хочешь меня чувствовать, чувствовать глубоко внутри себя. Скажи мне, детка.
– Я хочу тебя, Дориан. – Я почти плакала от чувств, переполнявших меня. Не говоря уже о том, как он мне был нужен, с любой точки зрения. – Так чертовски сильно, что аж больно.
Я клянусь, что услышала зарождающиеся рычание из его груди, когда наши губы встретились.
Инстинктивно мои губы приоткрылись, чтобы впустить его, распробовать силу его голода по мне. Это было отражение моих чувств. Я стонала от ощущения его языка, нежно исследующего мой рот.
Одной рукой он схватил меня за бедро, другой обнял за шею, Дориан пожирал каждый мой стон.
Его страсть настораживала. Я обнаружила, что дергаю его за мягкие, растрепанные волосы и расстегиваю ворот рубашки, желая все больше и больше.
Все в его поцелуях кричало об отчаянии и желании. Только мысль о том, что я могла потерять Дориана, то что он мог бы в самом деле оказаться отвратительным монстром, которому было бы наплевать на меня, приводила меня в ужас.
Ни Темные, ни сумасшедший убийца, ни даже моя смерть не пугали меня. Потерять Дориана – вот, что было самое страшное. И даже здесь и сейчас, крепко прижавшись к друг к другу и страстно целуясь, нам было мало.
Даже если мы переживем все это, мне и вечности будет мало для моей любви к Дориану.
Дориан отстранился от меня и прикоснулся лбом к моему. Наше дыхание было неровным, но нам хотелось продолжения.
– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, – сказал он. – То, что я собираюсь сделать разительно отличается от того, что раньше ты испытывала. Я хочу полностью тобой насытиться так, как не делал этого раньше.
– О чем ты? – задыхалась я. Блин, почему мы говорим вообще?
– Доверься мне, хорошо. Только не бойся.
Я слегка оттолкнула Дориана так, чтобы видеть его пламенный синий взгляд.
– Дориан, ты никогда не испугаешь меня. Никогда. Конечно я тебе доверяю.
Дориан застонал как от боли, будто само понятие и признание любви ранило его физически. Затем его губы нашли мои, и он с легкостью поднял меня. Я обвила его талию ногами, сходя с ума от его нежного и умелого языка.
Я не замечала, что мы двигаемся, пока секундой позже не поняла, что он положил меня на кровать. Дориан поднялся и встал около кровати, рассматривая мое тело, одетое в фиолетовый атлас и подрагивающее в ожидании.
– Ты так прекрасна, Габриэлла. Я хочу любить тебя изнутри. Ты мне позволишь? – пробормотал он своим нежным бархатным голосом.
Я кивнула, тяжело дыша. Господи, я в предвкушении.
– Раздевайся, – прошептал он.
Я чувствовала себя выставленной на показ, но только для Дориана. Я видела его удовольствие, когда снимала одну за другой бретельки с плеч.
Он пристально смотрел на меня, прикусив нижнюю губу. Можно было заметить кончик его языка. Слегка прикрыв веки, он наблюдал как ночная рубашка спускается к талии, обнажая больше моего тела, мои полные, ноющие груди.
Дориан резко вздохнул, его язык проскользнул между зубами. Я восприняла его реакцию как комплимент и приподняла бедра, чтобы совсем стянуть с себя почти ничего не скрывающую ночную рубашку, отбрасывая ее движением ноги. Теперь я была полностью обнажена, уязвима, и только его.
– Ммммм, – простонал он. – Хочу ощутить твой вкус на своем языке.
Твою мать! Неужели он только что это сказал?
Дориан аккуратно расстегивал свою белую рубашку, смотря мне в глаза. С каждой следующей пуговицей я ощущала, как становлюсь более влажной и горячей. Превращая всё в игру, он точно знал, как это на меня влияет.
