Ракель слушала, непроизвольно раскрыв рот. Она попыталась представить себе тот ужас, который пережил Квин. Наконец она сказала:
– С этим не поспоришь.
Некоторое время оба молчали. Ракель не могла понять своих чувств. Вместо отвращения и ненависти она испытывала жалость и сочувствие.
– А что случилось с Доув?
Квин напрягся.
– Она умерла, – коротко ответил он, давая понять, что время откровений прошло.
– Как умерла?
– Не твое дело!
– Расскажи… Знаешь, Джон Квин, есть вещи, которые не следует таить в себе. Если ты поделишься…
– Мне не нужен психоаналитик, – грубо оборвал он ее.
Квина вдруг охватила ярость, и темный огонь в его глазах должен был испугать Ракель. Теперь он выглядел таким же диким и необузданным, как другие вампиры.
Но она не испугалась. Ракель была на удивление спокойна, словно при выполнении дыхательных упражнений.
– Послушай, Квин…
– Думаю, тебе лучше убить меня прямо сейчас, – сказал он. – Если только ты не слишком напугана или не слишком глупа. Ведь эти наручники не смогут долго сдерживать меня. А когда я освобожусь, то направлю этот меч против тебя.
Ракель взглянула на наручники. Они были почти сняты. Конечно, дерево было неподвластно вампиру, но только не металлические скобы, которые скрепляли деревянные части. Еще немного – и его руки будут свободны.
Он был очень силен, даже для вампира. И вдруг ей в голову пришла странная идея.
– Знаешь, – сказала она, – продолжай их расшатывать. Тогда я смогу объяснить, как ты освободился.
– О чем ты?
Ракель достала нож и перерезала веревки, стягивающие его ноги.
– Я отпускаю тебя, Джон Квин.
Он замер.
– Ты сошла с ума! – воскликнул он.
– Может быть…
– Если ты думаешь, – продолжал он, пытаясь окончательно освободить руки, – что я испытываю жалость к людям, потому что сам когда-то был человеком, то заблуждаешься. Я ненавижу людей больше, чем Редфернов.
– Почему?
Его белоснежные зубы обнажились в улыбке.
– Нет уж, достаточно. Я не собираюсь объяснять тебе все. Просто прими мои слова на веру.
Она ему верила. У него был вид разъяренного, загнанного в ловушку опасного зверя.
– Хорошо, – сказала она, отступая на шаг назад. – Давай сразимся. Только хочу напомнить, что однажды я уже одержала над тобой верх. Это я ударила тебя по голове.
Он покачал головой.
– Ты – маленькая идиотка, – сказал он. – Я с тобой не сражался, потому что принял тебя за одного из тех придурков, что на ногах едва стоят.
Он рывком приподнялся, демонстрируя ей свою силу.
– У тебя нет ни единого шанса, – продолжал он, глядя на нее бездонными глазами. – Считай, что ты уже мертва.
Ракель ощутила, как к горлу подкатывает тошнота.
– Я быстрее любого человеческого существа, – звучал в ее ушах тихий голос Квина. – И сильнее. Я вижу в темноте намного лучше, чем при свете. И очень, очень опасен…
Ракель почувствовала, как внутри нее нарастает паника. В эту секунду она верила ему безоглядно. От ее былого спокойствия не осталось и следа.
«Он прав, ты идиотка», – твердила она себе.
Но почему? Почему ей было жаль этого опасного монстра, который через мгновение разорвет ее на куски? Она сказала себе, что в самом деле заслуживает такого наказания за собственную глупость.
Но тут Ракель услышала свой внутренний голос.
«Ты не могла убить его связанным и беспомощным, – говорил голос. – Иначе ты сама превратилась бы в монстра. А услышав его историю, нельзя было не испытать к нему жалости».
«Теперь я умру», – думала Ракель.
Ей стало страшно. Но если бы все повторилось, она повела бы себя точно так же. По-другому было нельзя.
Она стояла, всем существом ощущая, как утекают последние спасительные секунды, когда можно было убить его, и знала, что Квин, так же как и она, чувствует это течение времени.
– Жаль будет рвать твое горло, – сказал Квин.
В этот момент металлические скобы в наручниках выскочили, и Квин одним движением освободил руки. Он вскочил на ноги. Теперь его лицо было скрыто во мраке.
– Итак… – произнес он.
– Итак… – прошептала Ракель.
Они стояли друг против друга. Девушка внимательно следила за ним, стараясь предугадать направление его первого удара. Но Квин оставался неподвижен. Похоже, он мог полностью контролировать свои эмоции.
– Ты хороший воин, – сказала она.
– Спасибо, ты тоже.
– Спасибо тебе.
– Но это не имеет значения для тебя.
– Посмотрим… – еле слышно ответила Ракель.
Она отметила едва заметное движение его ног, что подсказало ей: Квин будет нападать слева. Ее тело двинулось навстречу удару, и тут она поняла, что так и не подняла меч.
Ракель вытянула вперед левую руку, чтобы отразить атаку, и нанесла ответный удар. Быстрый и резкий, он должен был причинить Квину сильную боль. Но это был удар рукой, а не мечом. Ракель вдруг поняла, что просто не может использовать против него меч.
– Ты умрешь, идиотка, – сказал он.
В какой-то момент ей почудилось, что эти слова произнес не вампир, а ее внутренний голос.
Ракель попыталась оттолкнуть его. Единственное, о чем успела подумать: нужно немного времени, чтобы собраться. Она замахнулась на него, и тут ее обнаженная рука коснулась его ладони.
То, что произошло потом, не поддавалось уже никакому объяснению.
Ракель почувствовала, как странное покалывание пробежало от руки по всему телу. Казалось, ее мозг взорвался. Пожалуй, только так она могла описать то, что испытала. Это был беззвучный взрыв, от которого тело охватила волна дрожи. Неведомая сила словно подняла Ракель над землей. Ноги подогнулись, и она ощутила, что Квин держит ее в своих объятиях.
Она не видела ничего вокруг, тело словно летело в потоке белого света, и единственной опорой были руки Квина. Страх исчез, и наступило невероятное облегчение.
Квин сжал ее так сильно, что ей стало больно. Но куда более необычным было то, что она чувствовала не только прикосновение его рук, но и могла заглянуть в его сознание. Казалось, между ними установилась прямая связь. Ракель ощущала его удивление и любопытство. И она знала, что ее чувства также открыты для него.
Мелькнула мысль, что это телепатия или какая-то новая уловка вампиров, и она попыталась сопротивляться этому.
Но почти сразу Ракель поняла: это не уловка. Квин был изумлен не меньше ее, и Ракель это чувствовала. Скорее даже, он был растерян. Он часто дышал и дрожал всем телом.
Ракель не находила в себе сил освободиться от его объятий, и в ее голове роились странные мысли. Она чувствовала, насколько раним и нежен Квин под внешней грубой оболочкой.
