Но всё прошло, зубы продолжали резаться, однако плакать по ночам Отрада перестала. А я всё равно носила её везде. Да и Мыське так было легче. Она, конечно, смотрела на меня странно, когда я велела Голубе протирать через сито варёную репку и их белёсую морковку для детских пюре. Но на примере Волеха видела, что мои советы по развитию детей дают свои плоды. Я не изучала педиатрию специально, но про прикорм и выкладывание на живот знала. Оба малыша росли, как на дрожжах, и Бер мастерил для них игрушки по моему указанию. Были у деток погремушки, чесалки для зубов, хитрые штучки для извлечения звуков…
Отрада прислонилась ко мне, пряча личико на груди.
— Устала, маленькая моя? — спросила я и кивнула: — Сейчас пойдём спать. Подожди только, я поднимусь наверх, погляжу…
И направилась к городской стене. Сзади меня догнал голос Мыськи, которая топала с Волехом на руках:
— Княгиня, куда же вы с маленькой-то?
— Ничего, Мыська, я туда и обратно, не бойся, — весело ответила я няньке и, прижав одной рукой малышку к себе, другой взялась за перекладину лестницы.
Плотники установили галерею по всей длине стены. Памятуя о выбоинах в камне, сделанных лазером, Ратмир решил установить дежурных на трёх сторонах города, выходивших на реку. Правда, лестницы ещё неудобные, но мне не привыкать. Платье пришлось подоткнуть за пояс, и я медленно, но верно взобралась на галерею.
Вид со стены открывался, конечно, шикарный. Река шумела, гнала волны на юг, пенила камни внизу, беспечно и беспощадно уносила время куда-то в края, о которых мне ничего не было известно. Я уже давно решила, что это Волга, поэтому в мыслях так и называла её. Другой такой же широкой реки я не знала. Хотя это могли быть и Кама, и Обь, и Иртыш, но Волга была мне ближе к сердцу.
— Смотри, Отрада, это река, — тихо сказала я. Девочка сунула в рот кулачок и зачмокала. Мы стояли обе и смотрели. Влажный ветер легонько трепал мои волосы, и я прикрыла малышку от прохлады покрывальцем. Дружинник, подходя к нам, заметил:
— Неспокойная вода что-то.
— Главное, чтобы не было чужих кораблей, — философски ответила ему я.
— Пока не видать, — с ленцой протянул он, кивнув на горизонт, где темнел лес: — Вона, луга какие на той стороне. Туда бы скотину пастись…
— Нет моста — нет лугов, — усмехнулась я.
— Чудные эти великаны. Построили бы город на другой стороне…
И он, недовольно качая головой, пошёл обратно по галерее. Я прищурилась. Действительно. На другой стороне такие луга, такие выпасы… Да и вообще — не могли же жители постоянно торчать в городе? Ведь должны были с соседями общаться, ездить куда-нибудь… Не могли же они постоянно огибать просеку? Я бы мост соорудила. Вот тут и соорудила бы. А что? Как раз на другую сторону можно перейти.
— Ты бы перешла здесь, Отрада? — задумчиво спросила я у девочки. Та агукнула сонно. Да уж, помощи от неё пока никакой. Всё самой придётся, всё самой.
Я положила руку на камень, погладила его шероховатую поверхность. Какие ещё тайны ты хранишь, древний город? Открой мне их, не стесняйся, я своя. Камень нагрелся от тепла кожи, и мне показалось, что воздух над ним колеблется. Не настолько же я горячая женщина, чтобы тут всё жаром пышало! Что за ерунда такая? Наклонившись, я заглянула за стену, придержала Отраду за голову. Из отворота рубашки вывалился оберег — осколок первой жизни. Я не успела подхватить его, и он глухо стукнулся о стену. Зазвенел. Я напряглась — снова этот никому не слышный звон! За ним должно последовать какое-то открытие. В прошлый раз это были ворота города.
А в этот…
Над стеной задрожал воздух, и откуда-то выпрыгнул каменный брус. Я взвизгнула и отскочила. Чуть было не свалилась с галереи, но схватилась за поручень. Тот оказался крепким — мужики на славу сработали, а брус куда-то спрятался. Дружинник уже бежал ко мне, вскинув меч:
— Что, княгиня? Что?
— Ничего, — я ошалело помотала головой и глянула на Отраду. Та хлопала глазёнками — зелёными, как у матери — и смотрела на меня, испуганно вытянув губы в трубочку. — Ничего, кроха моя, ничего. Всё хорошо! Пойдём-ка к Мыське, солнышко, она тебя спатушки уложит.
Прижав её к себе, я принялась спускаться. Внизу кормилица изнывала от страха:
— Княгинюшка, что там было-то? Чего кричала?
— Погоди, Мыська, не сейчас! — буркнула, передавая ей Отраду. — Поди уложи малышей. Я скоро.
Проигнорировав её заполошный взгляд, полезла снова на галерею. Сжала в ладони оберег и решительно пошла к стене.
— Хозяйка, хозяйка! Ты меня забыла!
Глянув вниз, я увидела Лютика. Он подрос, вытянулся и стал похож на маленький нескладный велосипед. Толстые лапы, худощавое тело и лезущая клочьями шерсть. Наклонившись, я почесала его по холке, стараясь убрать зимний подшёрсток, и сказала:
— Куда тебе со мной? Ты не умеешь лазить по лестнице!
— Возьми меня, я тебя буду защищать!
И он страшно оскалил маленькие молочные зубки. Я не выдержала и рассмеялась:
— Ах ты мой защитник!
Сграбастала щенка и, прижав к себе, полезла на галерею. Собака не ребёнок, в крайнем случае может предупредить об опасности, вон домового же учуял!
Наверху я дождалась, когда дозорный отойдёт подальше, и спустила Лютика на доски галереи, предупредила:
— Только тихо.
Он завилял хвостиком, прыгнул лапками на стену, заглядывая туда, куда я нагнулась. Приложив оберег к едва заметной выемке в камне, чуть отстранилась и с давно забытым детским восторгом увидела брус, выскочивший и зависший в воздухе. Оставив осколок первой жизни на стене, выпрямилась. Второй брус появился из ниоткуда. За ним третий, четвёртый…
— Мамочки, что творится… — прошептала я, боясь пошевелиться. Лютик уцепился передними лапами за стену и повис, суча задними в безнадёжной попытке вскарабкаться и скуля:
— Дорога! Дорога! Пошли по дороге! Я хочу по дороге!
— Это же мост, — выдохнула я. Брусья были в длину, как одноколейка, а по ширине — в две человеческих стопы. И они висели над бурной рекой сами по себе! Я смотрела, куда уходит мост, вырастающий на моих глазах всё дальше и дальше, и увидела, как последний брус уткнулся в высокий берег, за которым простирались луга.
В этот момент мой оберег прервал свою песню и замолчал. Я подхватила Лютика под живот, чтобы он случайно не скакнул на «дорогу», и осторожно отняла камушек от выемки.
Мост остался. Он висел, чуть подрагивая, как будто терпеливо ждал первопроходца. Нет, конечно, я не буду первопроходцем вообще, а только первой из людей, кто перейдёт на другую сторону… И даже на стену залезла уже, но оказалось — не судьба.
Меня схватили крепкие руки и за талию стащили со стены. В возмущении я обернулась и увидела бледное в красные пятна лицо дружинника. Он поставил меня на доски и сказал прерывающимся голосом:
— Светлая княгиня, ты моей смерти хош?
— Что за глупости?! Я нашла мост, я хочу посмотреть, что там с другой стороны!
— Да меня князь голыми руками удавит, ежели я тебя одну туда пущу!
— Ну так пошли со мной.
— Никак не можно, никак! — уже сердито ответил он. — Надо звать дружину, князя кликнуть… Виданное ли дело — княгине скакать по камушкам! А ну сорвёшься? А ну рухнет всё?
— Ай, не рухнет, — отмахнулась я. — Я верю в мой оберег, и не забывай, что он нам ворота открыл!
— Не пущу! — твёрдо заявил он и заорал со стены вниз: — Бранко! Покличь князя с десятниками! Да немедля!
Я вырвалась из его рук, оглаживая платье под поясом и подсаживая трепыхавшегося Лютика повыше, пробурчала:
— Вот он точно меня никуда не пустит…
— И прав будет, — строго сказал дружинник. — Ты ж баба, травница! Вот и занимайся бабьими делами, людей лечи! А то вздумала скакать…
— А ты мне не указывай! — вспылила я. — Ты будешь решать, что мне делать, а что не делать!
— Р-рав, ав-ав! — поддержал меня Лютик, клацая крохотными зубешками и пытаясь достать до дружинника. Тот опасливо отодвинулся и сказал упрямо:
