потребовала: «А ну успокойся!» – а всхлипнула ещё громче и горше. Стало стыдно до брызнувших из глаз слёз – не маленькая уже, чтобы в голос рыдать.
– Ты пей давай, пей. Душенька ждёт, хочет с тобой побеседовать. Так ты уж побереги её сердце, веди себя хорошо. Знаешь же, твою судьбу боги решили, и не нам с ними спорить, а Душенька не упустила за тебя попросить, уж поверь, ей меньше всего хочется с тобой расставаться даже на время. Так что ты давай, водички попей, молитву про себя прочитай, и пойдём уже – ждут.
– Я мечтала остаться тут навсегда, – сказала Агнешка, выполнив всё, что приказала сестрица. – А он меня забирает, замуж хочет отдать.
– Хочет, – кивнула Эленика, – но он всего лишь человек, как и мы – всего лишь люди. Боги рассудят. Ни ему, ни нам с ними не спорить. Ты же пока ангелу своему помолись, пусть просит за тебя у Творца, чтобы вернуться тебе к нам вскорости, да сохранив непорочность. И мы все будем о тебе просить ангелов и богов, и если будет на то воля Творца – ты вернёшься к нам, даже не сомневайся.
«Хорошо ей говорить. Не ей уезжать нужно».
Злых мыслей Агнешка старалась не допускать, но сейчас не смогла удержаться. Укорила себя и принудила внимательно слушать.
– В отчем доме, в дороге, где бы ни была, с людьми или в одиночестве, помни имя Творца, обращайся в своём сердце к ангелам и богам, проси помощи покровителя нашего, архангела Люциана, и будет тебе дано по вере твоей.
Агнешка кивала, безмолвно соглашаясь с наставлениями Эленики.
– Помнишь, как по воле Творца архангел спустился с небес дать свет знания избранным людям – и хоть пришлось ему тысячи лет ходить по грешной земле среди злых людей, жаждущих денег, убийств, чувственных удовольствий, он вернулся на небо в сиянии славы и стал наравне с всеславным Михаилом.
– И даже чуточку ближе к Творцу, чем чистейший из архангелов, – подхватила Агнешка. – Я помню, сестрица.
– Так и ты, по примеру покровителя нашего, пройди непорочной среди тёмных людей, неси свет знания тем, кто достоин, и даже не поднимай глаз на тех, кто человек только по виду, а душой зверь. Ты не обязана всех спасать ценой своей жизни – ты не из когорты Распятого. Как последовательница Люциана в первую очередь ты должна позаботиться о себе и только во вторую браться за помощь заблудшим. Именно так поступай, а не наоборот, как ты всегда делаешь. Обещай.
– Да, сестрица. – Агнешка кивнула.
Не увлекаться её просили с самых малых лет, так что она знала за собой этот недостаток. Бороться с ним ей было до крайности тяжело. Когда перед глазами в бесконечном разнообразии природных явлений раскрывалось величие замысла Творца, остановиться она не могла, всё пыталась познать истину и её законы.
– Я буду стараться, – сказала она. Обещать, что справится, не могла: до сих пор наука заботиться о себе взамен того, что требовало вдохновлённое сердце, ей никак не давалась. За книгами и опытами она забывалась, пропуская время молитв, еды и сна.
Сестрица Эля понимающе улыбнулась и большего не потребовала, продолжила наставления:
– Собой ни за что не плати и не позволяй превращать себя в разменную монету, нет на земле тех вещей, которые своей ценой сравнялись бы с вечной жизнью в согласии с совестью. Их золото, серебро и красивые платья, их азарт войны и любовные страсти не стоят почти ничего. Сохрани себя ради ангельской славы чистых помыслов и добрых дел и вернись к нам, чтобы жить так, как мы, и уйти отсюда по лестнице прямо на небо.
Именно так уходили сёстры, чей путь на земле был закончен. Агнешка таких ни разу не видела, тётушка говорила, что и встречала таких, и сама надеется уйти так, когда благословение получит, на что сестрица Эля обычно ворчала – не желала Душеньку отпускать даже на небо, только если доведётся уйти им вдвоём. Тот день, когда они об этом спорили и смеялись, вспомнился Агнешке так ярко, будто случился вчера, и такая её сердце охватила тоска.
Ну как уезжать, когда обитель роднее дома, а любимые сёстры дороже отца?
– Посмотри-ка вокруг, – сестрица Эля обвела келью руками.
Агнешка огляделась кругом, будто не жила в точно такой же крохотной комнатке, где помещались лишь стол, стул, шкаф и кровать, и никаких нигде излишеств и украшений, ни икон на голых стенах, ни даже горшка с цветком на окне.
– Да?
– Здесь – лучшее место на свете. Запомни это. Тебя будут соблазнять красотами и удовольствиями, богатствами и галантностью, и я верю, что ты не обольстишься, но всё же напомню тебе – в любом случае возвращайся к нам и живи с нами. Даже если боги выберут для тебя суровые испытания, и какой-то мужчина сорвёт твой цветок – всё равно возвращайся, мы всегда будем рады тебя принять. Даже разорённый храм можно отстроить, поверь моему опыту и не бойся совсем ничего. Возвращайся, как только сможешь.
Агнешка поднялась на ноги и поставила опустевшую кружку на стол. Её слёзы высохли, и голос вернул привычную твёрдость.
– Моя мама не вернулась, – сказала она, хотя о сестре Василике крайне редко говорили в стенах монастыря. Душенька почему-то разговоры о ней не любила и на вопросы не отвечала, хотя Агнешка спрашивала и не раз.
– Это так, – ответила Эленика и приобняла Агнешку за плечи, передавая собственную уверенность и силы выдержать все испытания. – Твоя мама пока не вернулась к нам, но она жива, иначе бы давно отвечала на наши молитвы. Где бы она ни была – верю, сердцем она с нами и никогда не забудет имя Творца.
– Я ухожу отсюда, как и она, – сказала Агнешка печально. – Я так этого не хочу. Я так надеялась быть здесь всегда. И Душенька обещала молиться богам за меня.
Не знай она на собственном опыте, как по-детски и глупо это выглядит – топнула б ножкой.
– Она молилась о тебе больше, чем о ком-либо, но боги слушают наши молитвы, а решают так, как им угодно. Им на небе видней.
Агнешка покачала головой. Подобные слова она и сама говорила, когда приходящие к ней за помощью роптали на божественный промысел. Она повторяла их так часто, что больше не могла верить им. Для душевного успокоения ей требовалось обещание посильней.
Эленика вздохнула, думая, видно, о том же.
– Боги не дают испытания не по силам, так что ты обязательно справишься и прославишь своими
